Обычно в рубрике «Земляки» мы пишем о людях, о которых уже написано немало, – статей, книг, мемуаров. О кировоградском художнике Брониславе Домашине не написано почти ничего, разве что несколько статей искусствоведа, его близкого друга Бронислава Куманского. Домашину не повезло со временем. Он жил и творил, когда мемуаров уже не писали. Да и «творил» только в свободное время. Чтобы прокормиться, в пятидесятые-шестидесятые годы художнику нужно было выполнять заказы – рисовать портреты вождей для демонстраций, плакаты, жанровые картины, которые должны были «отображать жизнь в ее революционном развитии».
Никакого конфликта со временем Домашин не испытывал. Он любил рисовать и рисовал. Он не был борцом с системой или «митцем з обірваними крилами». Он просто рисовал – доярок, свинарок, Ленина, радость крестьян, которые вступают в колхоз. Но вкладывал в это весь свой талант! Из всех картин Домашина, которые представлены сегодня на выставке в областном художественном музее, на меня самое большое впечатление произвел портрет доярки Людмилы Музыки. Сияющая молодая некрасивая женщина на фоне коров и фермы. Глядя на картины, я, дилетант, обычно оцениваю их с точки зрения того, повесила бы я их у себя дома или нет. Портрет Людмилы Музыки я бы повесила… Дочь художника Людмила Брониславовна Богданович говорит, что этот портрет, как и многие другие, художник рисовал по фотографии. Ничего особенного, просто заказ какого-то райкома. Но Бронислав Домашин рисовал не доярку возле фермы, он рисовал счастье…
Путь к мечте
Бронислав Домашин родился 15 января 1927 года в селе Островское Компанеевского района. Он был четвертым ребенком в семье, и, когда ему было девять лет, его мама умерла.
– Папа рассказывал, что, когда ему было лет десять-одиннадцать, по селам ездили инспектора, искали одаренных детей, – рассказывает дочь художника Людмила Богданович. – Один такой пришел к деду, попросил показать папины рисунки, потом попросил папу что-то нарисовать. Папа взял уголь и прямо на стене нарисовал лошадь. Он всю жизнь любил рисовать лошадей. Помню, у него когда-то заказ был от онуфриевского конезавода, он так хотел этот заказ и так долго рисовал – ему очень нравилось. И заказ для музея Боженко был, тут есть эскизы (на выставке в музее. – Авт.). Не знаю, куда делись сами картины после закрытия музея. Но ему этот заказ очень нравился, не из-за Боженко, конечно, из-за лошадей… И вот он тогда нарисовал лошадь, и инспектор хотел забрать его в интернат для одаренных детей в Харьков, но дед не пустил. Дед маялся, конечно, сам с четырьмя детьми. Он сапожником был. Но отдать своего ребенка в интернат не смог… Думал долго и потом у отца все время прощения просил за то, что он, может, лишил его шанса. Но не смог своего ребенка отпустить.
Все спрашивают обычно об имени, о польских корнях. Не было у него польских корней. Папа говорил, что это происки островского священника, отец, мол, хотел его Славой назвать, а священник записал Бронислав. Папу, кстати, все Славой называли. Кроме Куманского. Они называли друг друга исключительно «пан Бронислав».
В 1944 году, после того, как освободили Кировоград (семья к тому времени переехала на Завадовку), Бронислав Домашин ушел в армию. После войны служил в Одессе, потом в Кировограде. В 1952 году демобилизовался и решил поступать в художественное училище.
– А как ваша мама к этому отнеслась? – спрашиваем у Людмилы Богданович (Людмиле тогда был годик, и Вера Афанасьевна Домашина была беременна вторым ребенком).
– Плохо, конечно. Бабушка была против. Говорила маме: он уедет, и ты больше его не увидишь. Мама тогда работала в детдоме медсестрой. И директриса детдома (Варвара ее звали, не помню отчества, к сожалению) увидела, что мама плачет, вызвала к себе, расспросила. И говорит: «Отпускай, пусть едет, если это действительно мечта, то он тебе потом всю жизнь будет вспоминать, что не пустила, а так человеком станет». Она очень маму поддерживала. Тяжелые годы были, мы с братом в детдомовских вещах ходили. Директриса эта давала маме обувь, одежду, а потом, когда мы вырастали, мама их в детдом возвращала.
Мы в стареньком домике жили на Николаевке, там крыша все время текла. И уже когда моя одноклассница из художественной школы поехала поступать в одесское художественное училище, там ее преподаватель спросил: «А вы знаете художника Домашина? Он там крышу уже починил?» Папа постоянно отпрашивался из училища крышу эту чинить…
Конечно, Домашина помнили в училище не только из-за крыши. Бронислав Александрович был очень хорошим студентом. За дипломную работу «Поступление в колхоз» (сейчас ее тоже можно увидеть в музее) он получил золотую медаль. Эта работа демонстрировалась на всесоюзной выставке. Домашину предложили остаться в Одессе, но он отказался. Вернулся в Кировоград.
– Он тогда маме сказал, что она больше не должна работать, – смеется Людмила Брониславовна. – Он будет зарабатывать, а она пусть детьми занимается. Мы с Сережей, правда, уже в школу ходили, но для него было важно отдать маме этот долг.
Эксплуатация человека художником
– Они очень друг друга любили, – говорит дочь художника. – У них с мамой отношения были, может, не романтические. Но для меня это идеал семьи. В 47 лет мама слегла. У нее был полиартрит, ей сделали операцию в Киеве, мы с папой тогда дежурили там: неделю я, неделю – он. Мне даже врачи и медсестры говорили, что папа – необыкновенный человек. У них такого не было, чтобы муж с такой любовью ухаживал за лежачей женой. Не с жалостью, не из чувства долга, а именно с любовью. Мама семь лет лежала. И когда стало понятно, что она уже не встанет, она уговаривала папу устроить свою жизнь. Художник, красавец, жизнелюб – и лежачая жена… А он всегда говорил, что, кроме нас, ему никто не нужен, и ухаживал за мамой.
– А почему тут нет портретов вашей мамы?
– А их вообще нет. Знаете, вот вы сейчас спросили, и я задумалась… Даже фотографий, где они вдвоем, наверное, нет. Мама застенчивая очень была. А папа нас не рисовал вообще. Вот этот мой портрет («Портрет дочери». – Авт.) – это случайность. У меня было платье красное крепдешиновое, я гуляла во дворе. И папа вдруг что-то увидел, говорит: «Постой так». А мне солнце в голову печет, я прошу: «Хватит уже». Тогда папа пошел на рынок и принес мне эту шляпу, чтобы в голову не пекло. Как я ненавидела там стоять, пока он эскизы рисовал…
Он нас все время заставлял позировать, но рисовал не нас, головы другие. У него есть картина «Перезахоронение Шевченко». Там на первом плане девушка с кобзой идет. Господи, что я только не делала с этой кобзой! Как только не ходила! Пришла из школы – кобзу в руки и ходить по комнате, пока папа не увидит какой-то нужный ему ракурс, а потом стой в этом ракурсе. И маму он так же мучил этим позированием. Поэтому, даже если он хотел ее портрет написать, то она отказывалась.
Вот на этой картине («На рынок труда в Елисаветград». – Авт.) мамин родной дядя – дядя Петя. Каждый вечер, после роботы, дядя Петя приходил к нам и приносил пилу свою, у нас такой не было…
Когда папе нужен был какой-то образ, мы все подчинялись, а он был готов на все ради какого-то ракурса. Видите картину «Панорама Кировограда»? Папа рисовал ее в 1963 году. Это улица Терешковой. Мы ходили туда по выходным, папа брал нас с собой. Мы с братом гуляли, а он писал. И ему почему-то надо было писать, стоя на дороге! Вокруг машины едут, сигналят, а он стоит посреди дороги и пишет этюд!
– Многие считают соцреализм недоискусством. Бронислав Александрович никогда не пробовал себя в других стилях?
– Он всегда восхищался импрессионизмом Глущенко, считал его величайшим художником своего времени. Сам, конечно, тоже пробовал что-то, экспериментировал, но всегда возвращался к реализму. Ему он был все-таки ближе.
Пан Броніслав
– Ми познайомилися 1967 чи 1968 року, я працював тоді завідуючим картинною галереєю, – каже Броніслав Куманський. – Якогось дня до мене прийшли два чоловіки, трохи старші за мене, – художники Борис Вінтенко та Броніслав Домашин. Вони повернулися з Будинку творчості в Седневі. Там вони попрацювали дуже плідно, привезли масу етюдів і прийшли до мене з пропозицією влаштувати виставку за результатами поїздки.
Таким чином з’явилася в моєму житті перша виставка. Дуже вдала. Бо для наших місцевих художників це було відкриттям, банальний такий, може, вираз, але ці етюди були, наче ковток свіжого повітря. У нас тоді ніхто нікуди не їздив. Тут були просто художньо-виробничі майстерні. Художники малювали плакати, портрети, свята оформлювали і тільки у вихідний могли десь вийти з пензликом. А там вони познайомилися й працювали разом з Миколою Глущенком, з Тетяною Яблонською. Зараз це називають пленер, а тоді просто казали «ходити на етюди». І вони ходили на етюди с Глущенком. А ви розумієте, хто такий Глущенко? Він вчився у Франції, відбувся там як художник, а потім у сталінські часи повернувся і мав малювати металургійні цехи. Чесно кажучи, дивитися на його роботи тих часів іноді аж соромно… Але як тільки сталося невеличке якесь послаблення, він почав шукати нові форми.
І Яблонська. Її «Хліб» знаменитий – це просто плакат на вимогу часу. Хоч він там висить у «Третьяківці», але це плакат. Справжня Яблонська інша. В неї живопис дуже свіжий.
І тут провінційні художники мають змогу попрацювати з цими метрами! Вони ж дивилися на них, як на богів. І мали змогу в цих богів вчитися.
Виставка користувалася великим успіхом, а ми в результаті стали друзями – і з Домашиним, і з Борисом Михайловичем Вінтенком. Але Борис Михайлович – людина така більш закрита, ми з ним до кінця життя були на «ви». А з Броніславом Олександровичем ми відразу перейшли на «ти» й стали близькими друзями. Бо такою він був людиною, з ним легко було, комфортно.
І ми товаришували усе життя.
– Яка ваша улюблена картина Домашина?
– Он тут висять дві картини, які мені дуже подобаються. Це «В’їзд у Кіровоград» і «Інгул». Особливо «Інгул». Я дуже хочу, щоб зараз ви звернули увагу на цю картину. Коли йшли оті наші змагання, як назвати місто, то той бідний Інгул так оплювали. Це і болото гниле, і калюжа … Я не про назву міста – тут кожен може мати свою думку. Але скажи мені, річку, яку самі засмітили, нащо опльовувати? Так, вона в наших краях невелика. Але і Йордан не ширший… Я тоді відчував образу за цю річку. Бо вона гарна насправді.
Подивись на цю картину. Наскільки вона лірична! Тече річка, наче пісня.
А «В’їзд у Кіровоград», чи «Пост ДАІ», як він її називав! Домашин-художник суто реалістичний, він виріс на соцреалізмі. Але тут багато імпресіоністичних моментів. Подивіться, як добре тут передано настрій, стан.
Ця картина, до речі, виставлялася в Москві. Це було щось нечуване тоді. Пробитися на виставку навіть в Київ було неможливо. Це треба було через Одесу. А в Одесі свої художники, чому вони мають вибрати картину кіровоградця? Десь вже в кінці шістдесятих почали пробиватися потроху. І, до речі, велику роль в цьому відіграв Михайло Надєждін. Він дуже пробивний був, і коли він став директором художніх майстерень, то десь там з кимось знайомився в Києві, домовлявся. Десь там п’ять картин пошлють, одну якусь виставлять – вже добре.
Домашин був людиною своєї доби, він повністю жив у своєму часі. Коли я чую, що хтось каже, що він Леніна малював і, значить, був кон’юнктурником, то я ніяк не можу з цим погодитися. Кон’юнктурників тоді теж вистачало. Президент Академії мистецтв СРСР Володимир Сєров, наприклад, був кон’юнктурник з кон’юнктурників. Він Леніна малював з ніг до голови і з голови до ніг і зібрав усі можливі премії, Сталінські і Ленінські. Але скінчилась епоха, і скінчився Сєров. А є художники соцреалізму, роботи яких залишаться у віках. Ну, як залишились для нас портрети Катерини ІІ роботи Дмитра Левицького. Тому що це справжні твори мистецтва.
От подивіться на цю роботу «Вступ у колгосп». Воно не так було все, звичайно, ніякої історичної відповідності немає. Батько мені розповідав, що коли колгоспи організували, то ці коні бідні вже на ногах не стояли. Але ця робота майстерна: подивіться на композицію, на колорит. Це витвір мистецтва.
Домашин жив тим часом, тією ідеологією, але спекулянтом він не був. Він, до речі, взагалі не був марнославним. Навіть у спілку художників не вступав. Казав: «А що, я від цього стану краще писати?»
Не тільки Броніславу Олександровичу, а взагалі цьому поколінню художників не пощастило. Саме при них почала вмирати тематична картина. Вони мусили переходити на етюди, на пейзажі. Зараз кажуть, що тематична картина вмерла в кінці 80-х. Але це сталося раніше. Тематична картина у рамках соцреалізму себе вичерпала. Почалися пошуки нової мови, з’явився, наприклад, наш Петро Оссовський зі своїм суворим стилем. Але в рамках соцреалізму не так легко було знайти щось нове. Ти знаєш, що таке соцреалізм? Це відображення життя в його революційному розвитку! «Сапоги всмятку». Але таке було офіційне визначення.
До того ж те, що можна було в Москві, в Україні не дозволялося. Там десь Оссовський міг експериментувати, а тут художники не мали такої можливості. І такі художники, як Домашин, просто не могли знайти себе.
Позднее признание
Ситуация с изобразительным искусством в Украине не была личной трагедией Домашина. В таком же положении были все талантливые кировоградские художники того времени: Борис Винтенко, Михаил Надеждин, Владимир Федоров. Они все рисовали портреты вождей и плакаты к праздникам. И только в выходные могли писать что-то для себя. Конечно, все они мечтали о выставках, о признании. Но их не выставляли.
И вдруг картину Домашина «Въезд в Кировоград» выставили! Сначала в Киеве, а потом и на всесоюзной выставке в Москве. Одна-единственная картина – и отношение к художнику Домашину сразу изменилось, его признали. Стали выставлять другие его картины, появились крупные интересные заказы.
– Конечно, он радовался, – говорит Людмила Брониславовна. – Но это было уже в 80-х. Уже не было мамы, чтобы разделить с ним радость, и он уже не мечтал о славе, как в молодости. По большому счету, ему тогда уже все равно было…
Когда Украина стала независимой, у него ненадолго открылось второе дыхание. Он уезжал с утра на дачу и целый день писал. Он хотел написать обновленную свободную Украину. А возвращался всегда уставший, недовольный собой. В какой-то день он сдался, сказал: «Наверное, я уже не смогу ничего нового написать». И больше не писал.
Бронислава Домашина не стало в 2000 году. В прошлом году на доме, где жил художник, была установлена мемориальная доска.
Картины Домашина, которые сегодня можно увидеть в областном художественном музее, долго хранились в доме сестры художника на чердаке. Когда полотна стали портиться, Людмила Богданович обратилась в художественный музей. И оказалось, что картины ее отца имеют ценность не только для нее.
Спрашиваем:
– А вам не жалко было отдавать все в музей?
– Нет. Мы себе оставили несколько картин, которые он написал именно для нас. Когда он уже был тяжело болен и понимал, что скоро уйдет, он захотел написать нам что-то на память. Нарисовал наш портрет с Сережей, портрет своей младшей внучки Анечки и еще одну картину, которая, наверное, художественной ценности не имеет, но важна для нашей семьи. Когда они с мамой только поженились и он еще не был художником, им хотелось стены чем-то прикрыть в домике. И папа перерисовал немецкую открытку, которая маме очень нравилась. Я хорошо помню эту огромную картину на полстены. Не знаю, куда она потом делась. И вот папа написал ее для нас еще раз – на память.
Эти картины мы, конечно, оставили дома. А остальные… Я считаю, что папины работы должны быть тут. Тут их сохранят. Ведь очень много его картин пропало. Он рисовал на заказ для предприятий, домов культуры, музеев, райкомов и т.п. Где это все сейчас? Хорошо, если в 90-е годы они попали в какие-то частные коллекции. Но где-то эти картины могли просто выбросить, как идеологически неверные. Это сейчас люди уже понимают, что и соцреализм имеет ценность. И, наверное, чем дальше, тем больше это будет цениться. А тогда выбрасывали… Папа рисовал картины для музеев Боженко, Демьяна Бедного, для других народных музеев, которых давно нет. Я надеюсь, что эти картины еще найдутся. Может, после этой выставки кто-то вспомнит, что видел его работы.
Нам тоже хочется надеяться, что кто-то из наших читателей вспомнит, что где-то в закрытом сельском клубе висит еще картина Домашина. Или Логвинюка, или Федорова, или другого талантливого кировоградского художника, который в прошлом веке вынужден был писать портреты Ленина и доярок под заказ и изо всех сил старался выразить в этих портретах себя, свой талант.
И обязательно сходите на выставку. Хотя бы для того, чтобы убедиться: соцреализм тоже может быть прекрасен.
Зарахування до страхового стажу періодів навчання