Газета, годы, жизнь

Продолжение. Начало в № 32 «УЦ».

Если предложить десяти журналистам, работавшим в одно и то же время в одной и той же газете, рассказать о том периоде, то получится десять разных рассказов: каждый напишет своё – в меру таланта, эрудиции, темперамента, ну и… улыбнитесь, может быть, и склероза. Но в одном эти рассказы совпадут – их главным героем будет сама газета. И если рассказывать о четвертьвековой истории «УЦ», то, думается, надо говорить лишь о том, что будет интересно и сегодняшнему читателю. О том, что болит и сегодня, в том числе и автору этих строк.

Благими намерениями вымощена дорога в ад

После уже упомянутых ГКЧП и запрета компартии журналисты (и издания, в которых они работали) учились выживать в новых условиях. Но чёрта с два они бы выжили, не будь у них благодарного читателя. Удивительное, казалось бы, дело. Массово останавливались заводы, людей массово отправляли в неоплачиваемые отпуска. И пока труженики ходили вокруг мэрии с плакатами «Верните работу» и «Дайте зарплату», в цехах подчистую вырезалось оборудование, и самые обычные, и самые ценные станки по цене металлолома продавались за границу, а «эффективный собственник», с прибылью вернув свои затраты, искал для опустевших зданий нового покупателя. Это подлинная история, неважно, где она происходила… Везде…

Кстати, ещё одна ложь, которая нет-нет и сегодня звучит: наши предприятия умерли, дескать, потому, что были связаны с военно-промышленным комплексом, отошедшим другому государству. Кировоградский «Пишмаш», градообразующее предприятие, был связан с военно-промышленным комплексом? Кировоградский молокозавод?.. И почему выжил днепровский «Южмаш», одно из самых засекреченных оборонных предприятий СССР? Поэтому давайте с уважением смотреть на тех собственников, на те трудовые коллективы и тех руководителей, которые не дали своим предприятиям уйти в никуда. Но это сегодня. А тогда…

Собственно, я повторяю то, о чём мы тогда писали в «УЦ». Об отсутствии у людей работы и заработка. О покупательной способности, упавшей до нуля. Закрывались даже универмаги – им было нечего и некому продавать. Бал правила «рыночная экономика», обещанная ещё Горбачёвым: множество людей стояло на рынках и пыталось продать что угодно – домашние вещи, сигареты поштучно, стопку самогонки из-под полы (да, было в те годы в Кировограде предприятие, платившее своим работникам сахаром). Но… люди всё равно выписывали (или покупали в киосках) газеты. И выбирали те, которые рассказывали о самом злободневном и актуальном. И говорили правду.

Однако говорить правду в тех условиях было как раз опаснее всего.

Людмила Семенюк по собственной инициативе сделала репортаж из дома престарелых. Инициативность, умение самому найти и сделать острый материал, а не ждать, когда главный редактор скажет «напиши про то-то», – ценное журналистское качество. Это был рассказ о самой незащищённой части наших сограждан – о людях, которые уже не способны позаботиться о себе сами, кому уже не от кого ждать помощи, кроме государства, потому-то и оказались они в богадельне на склоне лет. Речь шла о проблемах, которые переживал дом престарелых в наших «новейших обстоятельствах» – о том, что именно государство, его органы местной власти не уделяют этим людям должного внимания.

И… последовал иск от директора. О защите чести, достоинства и деловой репутации.

Как же так, возмущалась Людмила Михайловна, ведь я только повторила то, что он говорил сам (она услышала его выступление на каком-то из митингов перед облгосадминистрацией, а поездка в дом престарелых лишь добавила деталей и красок). Возмущалась справедливо: она нигде не сказала, что дом престарелых оказался в тяжёлой ситуации по вине его директора! Но в редакции заметно сгустилась атмосфера…

Судили журналистов в те годы, что называется, легко и радостно. Мало ли что они лепечут в своё оправдание! Вот же она – газета, вот в ней те слова, которые истец считает оскорбительными, чёрным по белому, а вот и сам истец, униженный и страдающий! Конечно же, его исковое заявление нужно удовлетворить! И суммы для возмещения нанесённого истцу морального ущерба назначались такие… что могли разорить любую редакцию, тем более только встающую на ноги…

Нет, мы не сидели сложа руки. Едва получив исковое заявление, редакция вступила в переговоры о досудебном урегулировании конфликта. Несколько раз ездил в дом престарелых и я. Из одной из поездок (внимание, как говорил Михаил Задорнов, сейчас будет смешно) вернулся со страшной аллергией: горло и верхняя часть груди пламенели ярко-красным цветом, кожу жгло огнём. Нет, богадельня была ни при чём. Видно, просто солнцем прижгло – день был слишком жарким… Лечили меня всей редакцией. Кто-то – советами: попробуй то, попробуй это. А Надежда Черненко ещё и мазь из дому принесла – должна, дескать, помочь. В общем, спасибо коллективу, к осени всё прошло. Кроме судебного иска. Директор оставался непреклонен: вы представили меня руководителем, который не справляется со своими обязанностями, а я – справляюсь! Будете отвечать в суде!.. Аргументы, что в газете написано то, что он сам говорил на митинге, и что мы его не клеймили и не оскорбляли, а, наоборот, поддержали из самых лучших побуждений, на него не действовали.

Спасибо учредителю газеты Александру Никулину. Видя, что ситуация зашла в тупик, он сам провёл переговоры и от имени фирмы-учредителя оказал дому престарелых благотворительную помощь: какие-то витаминные соки, полезные людям преклонного возраста, какие-то продукты… Иск был отозван…

Где-то в тот же период появился в штате редакции Виктор Ганоцкий (ныне тоже, увы, покойный). Поэт, и хороший поэт. Может быть, чуть менее знаменитый, чем, скажем, Валерий Гончаренко, который тоже работал в журналистике, но тоже известный и ценимый читателями. Первая его публикация у нас была о конфликте трудового коллектива с работодателем на кировоградском молокозаводе. Кто-то даже пошутил: «Видно, что поэт писал». Мне же публикация запомнилась по ассоциации с другим молокозаводом. Хотя в том случае ситуация была всё-таки чуть мягче, чем в истории с домом престарелых.

В Черкассах трагически погиб наш собкор. По всем признакам это был несчастный случай (так его и квалифицировала милиция), и, чтобы почтить память коллеги, достаточно было простого некролога. Но другой журналист из Черкасс тут же прислал материал, в котором утверждал, что нашего собкора… убили. Якобы потому, что он готовил для «УЦ» разоблачительный материал. Убойный! И речь должна была идти о… молокозаводе.

Ну, как говорится, написал и написал. В конце концов приёмы западной жёлтой прессы просачивались и в нашу журналистику. И – бросьте в меня помидором, если хотите – иногда бывали даже полезны для некоторых материалов. Но тыкать пальцем в конкретное предприятие всё-таки не стоило.

Черкасский завод тут же отреагировал на публикацию (приятного в этом лишь то, что нашу газету читали и в Черкассах). Судебным иском нам вроде бы не грозили, но как бы и не исключали…

Ехать в командировку выпало мне. Попав на место рано утром, увидел радующую картину: подкатывали молоковозы, сливали… нет, перекачивали по трубопроводам, чтобы не было контакта с воздухом, привезённое молоко в молокоприёмник. Всё делалось споро, без суеты, в привычном рабочем ритме. И встретили меня приветливо, даже если и были обижены на газету. Провели по цехам. Технология, техника безопасности, санитария – всё было на высоте. И первым логично родился вопрос: а как же вы сумели выстоять? Оказалось, «очень просто»: завод нашёл свою нишу и работал на Европу. И по ответам на вопросы о нашем собкоре почувствовал – не врут, не было у него «разоблачительного» материала. И на обратном пути принял решение: честно писать о том, что увидел. Пусть получит завод порцию «бесплатной рекламы» – не одной же «чернухой» кормить читателя. Если есть такие предприятия – есть и свет в конце тоннеля. Это я к тому, что уже в те годы родился ещё один незыблемый принцип нашей газеты: писать и о позитиве, если он действительно есть. И пусть успешные предприятия служат примером и ориентиром для других.

И эти «благие намерения», по-моему, ни разу не становились дорогой в ад.

1996-й и чуть дальше

Отмечаю этот год как веху по двум причинам. Первая – на смену фантикам купоно-карбованцев, которые стоили уже дешевле туалетной бумаги, пришла наконец настоящая государственная валюта, гривня, стоившая всего в два раза меньше доллара. Харьковский художник Капрельянц, который активно сотрудничал с «УЦ» в те годы, даже прислал нам карикатуру с очевидным подтекстом: за одного битого двух небитых дают. Вторая – у нас сменился главный редактор.

В 1996-м семья Николая Черненко приняла решение в полном составе продолжать журналистскую работу в Киеве. И это нормально. Людям свойственно искать, где лучше. Больше того, есть исследования, которые утверждают, что КАЖДЫЙ в течение своей трудовой жизни ДОЛЖЕН через 4-5 лет менять место работы (или хотя бы должность), а через 8-10 лет – профессию. В конце концов и я на собственном опыте убедился, что кардинальная смена профессии в 47 лет (дальше менялись только должности) пошла на пользу. В «Украине-Центр» «охота к перемене мест» была нормальным явлением. Каждый вновь приходящий привносил что-то своё, а уходящий – ничего не забирал с собой: газета была и оставалась «Украиной-Центр». Кто-то приходил и с нулевым журналистским опытом, и для него «УЦ» становилась стартовой площадкой в журналистику. Или не становилась…

Первым «уходящим», нашедшим новую работу в Киеве, был наш фотокор Василий Гриб. Его сменил Олег Гриб, сын, позже тоже перебравшийся в столицу. И следующим фотокором стал Владимир Решетников, до «УЦ» успешно работавший в других кировоградских изданиях.

Все трое были настоящими фотомастерами. В определённом смысле – фотохудожниками. Помню, с Олегом Грибом мы делали репортаж о ликвидации очередной угольной шахты на территории Кировоградщины. После обязательной части с первыми лицами, утверждавшими, что уничтожение шахты, которая кормила посёлок, пойдёт только на пользу… «Как?» – не выдержал я. Услышал в ответ: мы построим станцию автосервиса! Я только головой покачал: а почему бы сразу не филиал автогиганта «Фольксваген»? В стране массовой безработицы, в которую теперь внёс свой вклад и посёлок, здесь собирались… ремонтировать автомобили, которыми, судя по всему, все безработные вот-вот обзаведутся… И вот после обязательной части мы зашли на территорию затопляемой шахты. Вдруг Олег остановился и, подобрав валяющуюся в стороне шахтёрскую каску, положил её между уходящими вдаль рельсами. Только в газете я по-настоящему оценил, как мастерски он выбрал ракурс и насколько точно передаёт фото настроение публикации: всё, ребята, эти рельсы больше никуда не ведут…

А какой снимок сделал Владимир Решетников в Долинской: на первом плане – кладбище, на заднем – корпуса и трубы неработающего ГОКОРа.

Приехать сюда нас пригласили… румыны (тоже читали и ценили «УЦ»). ГОКОР (горно-обогатительный комбинат окисленных руд) был в советское время даже не всесоюзной, а международной стройкой. И идея была замечательной: сделать сырьём для металлургии те неисчислимые запасы бедных руд, которые когда-то пошли в отвалы. Но после развала СССР ГОКОР повис в воздухе. Из зарубежных партнёров на его территории остались только румыны, которые сидели и… сторожили построенную ими часть комбината.

Уже на въезде в Долинскую, а потом чуть ли не через каждые сто метров мы видели щиты «Приём металлолома». «Откуда дровишки? – Из лесу, вестимо…» Нам показали практически готовый к эксплуатации обогатительный цех, построенный Румынией, тоже заинтересованной в относительно дешёвом сырье для своей металлургической промышленности. Видно, денег – а ведь для завершения дела, обещающего почти немедленные прибыли, не грех было и международный кредит взять – не хватало государству?.. Вот и ещё одна причина утраты Украиной её промышленного потенциала – отсутствие у «политиков», приходящих во власть, государственного и хозяйственного мышления…

Преемником Николая Черненко ожидаемо стал Николай Ильич Успаленко – ведь он изначально входил в верхушку, определявшую вместе с Никулиным принципы построения и направления работы газеты. В тот год ему исполнилось 50 – прекрасный возраст, когда творческие силы подкреплены солидным опытом. А редакторского опыта ему было не занимать – ещё по работе в советское время.

Продолжение следует.