Мои стройки социализма

В этом году исполнилось 45 лет, как мне открылась страшная тайна строителей социализма – их ужасно мало, и страшно далеки они от народа. Это случилось в Жданове, нынешнем Мариуполе, куда я попал едва ли не по комсомольской путевке.

В те годы молодежь приглашали ехать куда угодно, а самые важные объекты типа БАМа объявлялись комсомольскими, молодежными, ударными и еще какими-то стройками. К ним, как и к большим заводам, было приковано внимание прессы, которая создавала романтичные образы рыцарей кирки и лопаты. Жителям СССР казалось, что на больших стройках все не так, как в реальной жизни, что там действительно царит порядок и все поголовно мечтают выполнять и перевыполнять. В 1976 году я тоже поехал по призыву строителей строек коммунизма, но не далеко, а в город Жданов – в Украине были свои ударные стройки и заводы, где требовались рабочие руки. Об этом периоде напомнили мои старые дневниковые записи…

20 июня. Вот я и в Жданове. В поезде не смог ничего написать, пишу уже в общежитии по улице Карпинского. Мы со сверстником (22 года) Вовкой Назаренко надумали уехать из Александрии – туда, где обещали золотые горы, но подумали и решили поехать в Жданов. Нам дали подъемные, по 30 рублей, хотя на Дальний Восток обещали по 400. Но их, в случае чего, надо было возвращать, а главное, здесь хотя и Азовское, но все же море, а мы почти дома, при этом в Жданове есть мореходка, о которой я не забываю. Нас, человек 20 завербованных (почему-то это слово имело какой-то негативный оттенок), собрали в Кировограде и отправили поездом в Жданов, где мы были устроены на различные предприятия. Знакомились еще в поезде, начали составляться какие-то пары и компании, поэтому некоторые приехали на место уже без денег, и сейчас, слышу, гудеж продолжается… Скорее бы на работу, а пока я поехал посмотреть город.
 Жданов – город большой, громкий, нравится, хотя еще не осмотрелись: со всех сторон заводские трубы, домны, в городе трамваи, целые городки общежитий, огромные заводы, в центре есть старинные здания, театр. По сравнению с тихой Александрией – столица! Мы попали работать в СУ «ТЭЦстрой», будем строить новый городской холодильник. Ехать на трамвае долго, сначала по городу, за агломерационную фабрику, которая напоминает наши брикетные – такие же пыль, дым и грохот. Наша стройка находится за городом, в районе кладбища, рядом одноэтажные здания старого холодильника и цех мороженого. Новый холодильник – пятиэтажная коробка из железобетонных колонн и панелей и несколько этажей под землей. Первая неожиданность – будем работать вместе с «химиками» (осужденными, которые вместо тюрьмы отбывали наказание на стройках народного хозяйства, и не всегда это были так называемые «бытовики»).

22 июня, вечер. Первый рабочий день прошел неплохо, бригадир Минаев познакомил с другими сварщиками, показал объект. На участке только бригадиры, сварщики и звеньевые вольные, а почти все остальные – химики. Моя работа – варить закладные, это металлические пластины на опорах и панелях, которые монтажники поднимают краном, устанавливают на месте, а я соединяю закладные или швом в стык, или при помощи изогнутого прута диаметром 22 миллиметра – одна часть на одной панели, другая – на другой. Работа хорошая, ответственная, швы с приличным катетом, с коренным проходом, вертикальные и горизонтальные. Сел поудобнее на перекрытие, свесил ноги вниз, на нижний этаж, потому что это еще не здание, а только каркас, без стен и полов, положил первый шов, вертикальный, длиной сантиметров 30. Слава богу, научился в Александрии, когда ставили футировку (обшивку из толстых листов металла поверх бетонных стен) на приемной угольной яме Байдаковской брикетной фабрики.

Неожиданно подошел Рыжий, облысевший коллега из местных, с утра уже выпивший, без спросу оббил молоточком шлак на моем шве, я аж заволновался, а вдруг не получилось, но все нормально. Говорит, мол, вертикалку и дурак сумеет, а вот горизонталку попробуй. Я начал горизонтальный шов, между двумя пластинами, а он стоит за спиной, неприятно, волнуюсь, шов широкий, надо делать электродом несколько длинных проходов один над другим практически вслепую, ведь не будешь же каждый раз оббивать шлак? Рыжий снова полез оббивать ещё не остывший шлак, наверное, очень хочется увидеть промах у «молодого», но под шлаком оказалась широкая, блестящая, ровная, даже гладкая металлическая лента шва без наплывов и пор. Он, видимо, не ожидал такого результата, даже растерялся, что-то промурчал, типа неплохо, шов легкий попался, и отвалил. Через время поднялся бригадир Минаев, посмотрел на мою работу, хмыкнул и ушел, потом подошел еще один сварщик, Гена, бывший зек. Потом я узнал, что они-то как раз варили плохо.

30 июня. Стройка, конечно, веселая. На бетонных и подсобных работах у меня только химики. Они работают по самым низким разрядам – первый, максимум второй, так на них экономят в зарплате, но они и работают так же. Все живут на Левом берегу, это далеко, там общаги «химиков», есть свой комендант, которого они боятся, чтобы за нарушение не отправили опять на зону. Понемногу начинаем знакомиться и разговаривать, у них слова и выражения необычные, вроде, «шо черт в рукомойнике», «княпать»(смотреть), «рыжье»(золото)… спрашивают: а ты из Западной, что говоришь только по-украински?

Мой тезка, родом из Дружковки, лет 22-х, высокий, интеллигентного вида, сел за воровство, рассказывает, что это интересно, сначала страшно, а потом захватывает, появляется азарт, хвалился, что как-то обворовали магазин прямо на День милиции, после удачной кражи – гульба, девочки, рестораны. В этом смысл жизни и тут, платят им рублей 70 в месяц, а то и меньше могут закрыть наряды. После получки у них несколько дней веселье, вино пьют и на работе, по утрам обязательно кто-то приезжает на работу со свежим синяком, все время какие-то разборки, дела, разговоры вполголоса, тайны, жестикуляция. Потом переходят на одеколон, потом деньги кончаются совсем, и все затихает. В вагончик столовой тоже перестают ходить, бегают по очереди в цех мороженого и приносят в пазухах вафельные стаканчики – берут, сколько хотят, хотя тетки их и так угощают. Мороженым делятся, вкусное. Еще ломают неподалеку в поле зеленые подсолнухи, кукурузу, рвут вишни и яблоки, ходят просить, а может, и воровать мясо на старом холодильнике, и вообще – голодают, но все, что удается добыть, – пропивают.

5 июля. Мы здесь уже две недели, с продуктами у меня не все в порядке. Пока ехали, почти все наши пропились или кончились деньги в первые же дни, мы с Вовкой несколько раз платили за некоторых в столовой возле общежития, вроде бы как друзья, но потом деньги закончились и у нас, и занять не у кого – все еще незнакомые. Перешли на хлеб и соленую хамсу, 27 копеек за килограмм, буханка в день на двоих и полкило тюльки или хамсы, воды – сколько угодно. На работе в столовую иду после всех, чтобы не видели, что я несколько дней брал только вермишель за 4 копейки и просил море подливки, говорил поварам, что страшно люблю такое блюдо. Без денег даже в город не выходим, как-то поехали в выходной на пляж, а там народ покупает вино, пиво, мороженое, а мы только облизываемся, решили ехать на пляж только тогда, когда будут деньги. Вчера нам предложили заработать, разгрузить рефрижератор мяса и занести в холодильные камеры. Пошли, грузчики говорят, что этот вагон сам Щербицкий не выпустил из Украины и завернул в Жданов. Устали страшно, особенно когда говяжьи полутуши начали подтаивать и выскальзывать из рук, а сил держать не осталось, поэтому разгрузка затянулась. Но зато поели шурпы и мяса, грузчики с каждой туши отрезают понемногу вырезку, едят на месте и очень серьезно носят домой.

Дали мне ученика, другие сварные обижаются, какие-то претензии (без году неделя, а уже!) и всякое разное, научился отшивать и посылать дружески подальше. Парень только из училища позже говорил, что сначала испугался, когда увидел меня, мол, косматый, огромный, подошел быстро, думал, будет бить. Но он неплохой, хочет научиться хорошо варить, пока ничего не умеет, как и я недавно, все разговоры о каких-то драках район на район, подбирает куски арматуры или кабеля – оружие. Говорит, что в Жданове они собираются для драк район на район по сто человек и больше, мечтает о пистолете.

6 июля. Сегодня меня что-то спасло от серьезной травмы. Батюшка, вроде как штундист, работает каменщиком, сказал, что Бог. Не знаю, скорее осторожность. Меня, как специалиста, попросили остаться во дворе и быстро обварить треснувший стык сливного крана на квадратном баке для смолы, куба на 4, причем наполовину со смолой. Зацепили кран-стропом и подняли, чтобы старая сварка хорошо прилегла к стенке, я уселся на землю и одну ногу для удобства подсунул под бак, думаю, быстро обварю и все, уже зажег дугу, а потом подумал и все-таки вытащил ногу, стал на колени, и в тот же момент кран оторвался и бак грохнулся. Если бы я не вынул ногу из-под него – ноги бы не было.

9 июля. Позавчера еле-еле поднимался на 5 этаж, как больной, в ушах звенит от недоедания, но после обеда привезли получку! Сразу побежал в столовую, а там уже ничего нет, после работы – сразу в ресторан, потому что в столовой рыбный день, хотел мяса, а там тоже рыбный день! Зато выпил под заливное из рыбы, познакомился с музыкантами из оркестра, в общем, гулял. В общаге тоже дым коромыслом, да и весь городок гудел до позднего вечера.

Пришло молодое пополнение «химиков». Совсем другой контингент: страшные, наглые. Им комсорг участка или управления, девушка уже в возрасте, прочитала лекцию, что у нас здесь дружная семья трудящихся и строителей, все друг другу доверяют, все общее, один из толпы химиков, уже мужик, в наколках, под хохот других матом спрашивает: «И девок вместе будем…?» Вообще с девушками не церемонятся, кроют такими матами, что стыдно. Говорю, она же вам в дочки годится, смотрит и не понимает, что такого он сказал? Но и у меня уши вянут, когда слышу, как разговаривают между собой старшие женщины-бетонщицы. Постоянно кто-то с кем-то в ссоре, мат на мате, бросают лопатами раствор и ругаются. Их бригадир и электрик, он подключает вибратор и бетономешалку, только смеется: «Пускай спорятся и матюкаются, они от этого лучше работают». На трамвайной остановке тоже неловко стоять, люди идут с кладбища, а тут такое состязание в знании нецензурщины! Один кричит женщине-бетонщице, мол, слышишь, давали бы мне сто рублей, я бы тебя не стал … Остальное заглушает гогот. Смеются и женщины…

Сегодня на участке с зеками приключение. Мастерица участка, она же по комсомольской линии, потеряла ключи от склада и конторского вагончика, а еще сумочку и печати, какие-то документы. Зеки смеются и рассказывают, что тот, кто недавно матом спрашивал насчет общих девочек, соблазнил ее на свидание, напоил или вместе напились так, что она потеряла сумочку. Она плачет, стыдно, а ему хоть бы хны – ходит, смеется с наглой рожей… И что она себе думала?

15 июля. Впервые в городе на улице встретил знакомую – инженера участка, миловидную блондинку, она тоже поздоровалась, гуляла с подружками возле старой башни. Подружки тоже с нашего участка, маляры, мы с ними уже разговаривали на работе, рассказывали, как попали на комсомольскую стройку в Сибирь и еле сбежали: их заставляли долбить мерзлую землю, словно мужиков. Потом завербовались в Жданов на эту стройку, не хотели оставаться в селе, а здесь хоть и тяжело, зато город! Раз появились знакомые, значит, я уже становлюсь местным. Много гуляю по городу, люблю набережную, где много санаториев и Домов отдыха, правда, не совсем набережная, потому что санатории от моря отделяет сначала автомобильная дорога, потом железнодорожная колея, которые идут в порт, и только потом начинается полоса городского пляжа и море. «Железка» в жару накаляется так, что к рельсам не дотронуться, а деревянные шпалы выделяют пары креозота, но никого это не смущает – народу полно. Теперь и мы приезжаем на пляж, как белые люди, с пивом и вином, но только по выходным, играем в волейбол, знакомимся, вечерами гуляем в городе или крутим музыку в комнате. Мы с Вовкой договорились с комендантом и перешли в отдельную комнату, с видом на столовую и соседнее женское общежитие. Вот для них и выставляем магнитофон на подоконник, и не мы одни… Вообще-то в общежитии уже надоело – шум, крик, скандалы, особенно после получек и авансов, бесконечные гости, разборки и приключения.

22 августа. Получил настоящий удар, как говорили когда-то. Разговаривал с баптистом, он сидел за веру, как говорит, спокойный, но дали срок за нарушение порядка. Он размотал тормозок, а газету отбросил. Я взял обрывок и остолбенел – читаю свои собственные слова из александрийской газеты «Ленінський прапор». Я тогда еще учился в 8 классе и написал этюд, который напечатали, про старые окопы, про то, что земля заживляет свои раны за сто лет, но раны человечества не заживают никогда. И вдруг я читаю это же самое в какой-то другой газете! Числа, года и названия газеты, как и имени автора статьи, не было, батюшка тоже не помнит, что за газета, но по обрывкам других статей – вроде какая-то спортивная, даже республиканская. Батюшка сказал, что это тебе Бог подает какой-то знак. Интересно, какой, но еще интересно увидеть всю газету. Может, совпадение или все же плагиат?..

2 сентября. Несмотря на лозунги, народ к работе не очень горит, особенно во вторую смену, уже около 9 вечера все сворачиваются, хотя работаем до 11. Со второй смены нас в город везет автобус. Вчера схлестнулся с бригадиром, смотрю сверху, а народ уже собрался возле вагончиков, я выключил аппарат и тоже спустился, и тут бригадир спрашивает меня: а не рановато ли? И это когда все стоят уже полчаса! Я молча развернулся и полез на свой этаж, включил аппарат и начал варить закладные. Пару раз прибегали гонцы, предлагали пошабашить, но я молча продолжал работать ровно до одиннадцати вечера и только потом спустился вниз. Бригадир бросил только одно: «Доказал?», все остальные молчали.

Давно не открывал дневник. Вовка уже собирается переходить на Ждановский завод тяжелого машиностроения или на «Азовсталь», мне тоже на стройке платят мало – 140 рублей, хотя работаю на совесть и лучше многих. Вечно выпивший на работе Гена пытается доказать, что он местный, и в случае чего за него есть кому постоять. Говорю: к чему ты это? Что-то мычит, что надо уважать старших, не так много брать на себя. Тоже думаю о заводе, там зарплата в два раза выше, а здесь уже надоело, бесхозяйственность и неразбериха, даже удивительно, что работа продвигается.

20 сентября. Вчера, можно сказать, спас человеку жизнь. Бригадиром монтажников работает ингуш или чеченец, мы зовем его Миша, но у него какое-то другое родное имя. Он заочно учится в строительном институте, заставляет своих «химиков» работать, а они не хотят, говорят, что он плохо закрывает наряды. Вечером, после 9, на крыше уже темно, прожектор только там, где разгружают грузы, ко мне подходят двое выпивших «химиков» и говорят, чтобы я ушел с крыши. Говорю: у меня план, а они жалуются, что Миша их обижает, написал коменданту докладную, по которой одного кента отправили на зону, и они хотят об этом поговорить. Я не соглашаюсь, чувствую, что не к добру, а они все напирают и уже открыто говорят, что сейчас темно, они быстро столкнут «бугра» с крыши, и никто ничего не узнает, а тот продолжает принимать наверху какие-то грузы с крана. В общем, больше часа они торчали на крыше, уговаривали, но я так и не ушел, даже держал их, они ушли, пообещав поговорить с Мишей в другой раз, а сегодня утром – как ничего и не было, но рожи напряженные, боятся, чтобы не рассказал.

25 октября. Ездили на «Азовсталь», потом на тяжмаш – берут! Я ушел из общаги, хочу жить один и спокойно писать, что-то потянуло на стихи, снял полдомика недалеко, отдельный вход с переулка, коридорчик, кухонька с плитой и спальня, хозяева – старик со старухой, как в сказке, деда не слышно, а бабка боевая. Написали с Володькой заявления на расторжение трудового договора, меня неожиданно повезли к начальнику треста, даже не управления: огромный кабинет, он рассказывал про перспективы, что отправят учиться, повысят разряд, а здесь работать некому, все едут за длинным рублем в Сибирь. Заманчиво, но уже если надоело, то надоело, и мы уже написали заявления на завод.

8 октября. Мы свободны! Правда, обманули начальника отдела кадров, хорошую женщину, она спросила, были ли мы у начальника, сказал, что да, были, потом вернули в кассу подъемные, принесли эту справку в отдел кадров, и она нам выдала трудовые, думала, что с начальником было договорено, раз мы вернули подъемные. Мы за трудовые, а она вспомнила про заявления, но было поздно – мы сразу убежали из управления. Комсомольско-молодежная стройка закончилась.

28 октября. Первый день на заводе тяжмаш, цех № 20. На заводе работает до 40 тысяч народу, между цехами ездят автобусы. Цех тоже огромный, в одном пролете собирают грузовые вагоны без нижних люков, в другом – тележки с колесными парами для вагонов, а в нашем пролете делают соединительные балки для железнодорожных тележек под 125-тонные цистерны – ими соединяют по две тележки. Балка – металлическая конструкция сложной конфигурации, с плоским «животом» и выгнутой «спиной». Напоминает лягушку, весом несколько тонн из металла толщиной 20 миллиметров. Ее одновременно с разных сторон варят два человека (из-за чего с непривычки я сразу нахватался «зайчиков» и смену пропустил). Балка или переезжает между рабочими местами по рельсам, или ее переносят мостовым краном, и по пути на нее добавляют конструктивные элементы, которые закрепляются при помощи полуавтоматической сварки. Вот ее-то я как раз раньше и не видел, сказали, что надо учиться полгода. Пока было время, я походил, присмотрелся, что варят не электродами, а тоненькой проволокой, которая подается по гибкому шлангу. Поймал пару «зайчиков», пока понял, что электродов нет, потом попросил щиток и рассмотрел, как формируется сварочная ванна, без шлака, на каком расстоянии держат горелку, и понял, что здесь руку надо держать на одном расстоянии от детали, а не приближать по мере сжигания электрода. Когда дали мне горелку попробовать, почувствовал, как проволока буквально отталкивает руку, но удержал, и шов получился с первого раза, поэтому меня сразу поставили к напарнику, безо всякого ученичества.

5 октября. Моему напарнику Анатолию надо сказать спасибо, очень терпеливый мужик, ведь в сварке на полуавтомате в среде углекислого газа множество нюансов, которые надо знать и учитывать. Это и качество газа, и проволоки, и работа полуавтомата, и сама горелка, а это резиновая трубка с пружиной в середине, по которой подается проволока, но он мне доверяет и терпеливо поясняет, а когда я сержусь на технику, ломаю горелку, смеется, говорит, что техника в руках дикаря – кусок железа. В первый же день на работе мне устроили экзамен, вернее, попробовали послать за выпивкой на станцию Сартана, это за цехом по мосту и там поселок, а в нем – магазин. Я отказался наотрез, мужики немного не поняли, пробовали уговорить, мол, нужно для дела, на этом и закончилось, но меня это удивило. Раньше я думал, что пьют в рабочее время только в глуши типа александрийских строек и фабрик или в колхозах, а на больших заводах все серьезно, но ошибся, пьянство тут даже похлеще, не все, конечно, но очень многие тут пьют на работе. У нас работа сдельная, балка передвигается от одного поворотного стенда к другому, поэтому всегда находится, что делать, если хочешь заработать. Один сварщик вообще до обеда уже напивался, отсыпался в раздевалке, а ночью догонял то, что не сделал днем. Дома же говорил, что опять аврал, что он вынужден спасать план, – и так изо дня в день.

Понемногу втягиваюсь в работу, с непривычки тяжело, горелку надо держать на весу, меня хватает до среды, потом начинают болеть руки, но зато заработок, действительно, в два раза выше, чем на стройке, но для него надо пахать и пахать. Сварщики говорят, что еще пару лет назад они легко зарабатывали по 700 рублей, но расценки постоянно срезали, а план увеличивали, и теперь, чтобы заработать 300 рэ, приходится напрягаться все больше. Говорят, сами виноваты, надо было не гнать, а зарабатывать свои 300-400 в месяц, а сейчас тяжело, многие не выдерживают, поэтому текучка. В Жданове вообще на заводах творится непонятное: у нас в бригаде из 32 человек на лето остается едва третья часть – остальные увольняются и едут «на яблоки». Так называют заработки: устраиваются летом в колхозы охранниками в садах и полях или шабашниками, в счет оплаты получают яблоки или что-то другое – много, потом продают их на базаре. У нас дома такого почему-то нет, а здесь прямо повально. Потом на зиму возвращаются на заводы, и их принимают если не на один завод или в цех, то на другой, заводов-то много. Даже уволенных по статье за прогулы или пьянство через полгода опять принимают на старое место, поэтому у некоторых трудовые книжки давно кончились. Никто не беспокоится за работу – ее много, а рабочих не хватает!

Познакомился с интересными людьми. Володька снял комнату у пенсионеров – он, крепкий, круглолицый, всю жизнь проработал в охране на больших заводах, а в последний год перешел в литейный цех и заработал 130 рэ пенсии. Рассказывал, что, работая в охране, надо было иметь своих людей, кому можно было вывозить металл, на этом хорошо зарабатывали, но мелких воров ловили нещадно и получали за это поощрения и грамоты. Его жена-гречанка, металлург, когда-то работала с самим Никитой Мазаем, довоенным металлургом-стахановцем, на заводе Ильича, а этот завод через железнодорожную насыпь от нашего цеха, мы туда иногда ходим в столовку. Рассказывала, что после института была мастером в доменном цеху и видела, как для Мазая, даже в ущерб плану всего завода или других участков, готовили все необходимое, поэтому были результаты, а сам он был большой не дурак выпить, даже поговорка была об этом. Орденоносец любил угощать товарищей вином в погребках, но, когда надо было рассчитываться, кричал: «Я Мазай!», на что продавец-грек говорил: «Мазай, не Мазай – дэнги давай». Хозяева Володьки еще говорили, что знатного сталевара не расстреляли за участие в подполье, а просто застрелили немцы на улице в 41-м году, когда он пьяным обматерил офицера.

Зимой в Жданове страшно ветрено и холодно, на проходной, а это арка, как труба, так называемые восьмые ворота, людей сбивает с ног, в цехах тоже холодно, потому что летом из-за жары половину огромных окон разбивают. Берут железяку – и в окно, хотя сварке в среде углекислого газа сквозняки очень вредят, в швах появляются поры, а это брак, который надо исправлять – вырезать испорченный шов и заваривать по новой. Но летом становится так жарко от нагретой двумя сварщиками балки, что она шипит, если на нее капает пот, потому окна бьют немилосердно, зато в мороз наши поворотные стенды замерзают, и их приходится отогревать факелами. За нами следят контролеры, они меряют катеты швов, помечают мелом мелкий брак, иногда весь шов, но и мы их обманываем, потому что, если варить по правилам проволокой диаметром 1,2 миллиметра, даже план не вытянешь. Поэтому набираем в другом пролете металлических штырей толщиной в палец и незаметно расплавляем их электрической дугой, заполняя шов этой присадкой. Особенно это касается электрозаклепок – штук 60 отверстий в плоской плите, которые надо заварить тоненькой расплавленной проволокой и так соединить с другим листом металла. Кроме этого, незаметно кладем в стык куски проволоки-шестерки и расплавляем ее, так шов с большим катетом получается в несколько раз быстрее.

Под конец года начались перебои со сварочной проволокой – мы не знали, какую бухту весом килограммов 50 выбрать, каждая обмотана мешковиной, то вдруг на складе остались только ржавые или помятые бухты, а план горит. Чтобы заработать, ходим воровать проволоку в другие цеха, где ее идет не так много, я говорю, что наоборот: «Треба сісти й нічого не робить, тоді начальство заворушиться, і все привезуть», меня так и стали называть при встрече: «О, “сидіти треба” пришел». Чтобы использовать ржавую или погнутую проволоку, мы делали разные приспособления, чтоб счищать грязь, которая забивает спираль в горелке и проволока перестает поступать, Это тоже нарушение, потому что ржавчины быть не должно, но ОТК молчит, понимает, что иначе все останутся без заработка. А потом наступает аврал, привозят проволоку, и мы работаем сутками, чтобы в конце месяца вырвать план, хотя в другое время у нас хороший график – работаем с 7 утра до 3 дня, вторая смена с трех дня и до 11 вечера. Многие используют перебои в работе для того, чтобы лишний раз сгонять за вином на Сартану, даже оправдываются, что с потом весь алкоголь выйдет за полчаса. Не понимаю.

После Нового года моя квартирка вдруг стала базой для дружинников, район у нас неспокойный, часто случаются драки, много молодежи, которая ищет приключений себе и другим, поэтому в каждом цехе организовывают добровольную народную дружину, за участие добавляют три дня к отпуску. Когда наступает очередь, мы приходим в опорный пункт милиции, получаем красные повязки, инструктаж и выходим на патрулирование. Через некоторое время наш сопровождающий милиционер уходит по своим делам, мы повязки прячем в карман, заходим в гастроном, покупаем вина и заворачиваем ко мне. Там в тепле дежурим до 10 вечера и расходимся. Раз в месяц можно подежурить, и бабке прибыль – 10-12 пустых бутылок достаются ей.

Я уже успел накупить книг. Ребята удивляются, зачем столько? Хозяйка тоже приходит, видит, что я часто что-то пишу даже ночью, говорит, а ты не простой, что-то из тебя будет, но на самом деле просто пишется. Но – вхолостую, послал стихи на украинском о том, что «Ніч, як теплокрила птиця, немовби струшує крилом чи то ромашки, чи то зорі, а золотава тінь – на море», в «Приазовский рабочий», мне даже прислали ответ, что сейчас надо писать про трудовые подвиги и героические будни молодого рабочего класса…