«Я что – псих?», или Как научиться жить с утратой

«В нашем обществе существует своеобразное табу на смерть. О ней не принято говорить, этой темы стараются избегать. Поэтому, столкнувшись с потерей близкого, человек, как правило, остается один со своей болью», – вот такую грустную истину констатировала кризисный психолог Наталья Потапенко.

То, что в большинстве стран Европы является очевидным, в нашем обществе на пятом году войны все еще приходится доказывать: человеку, потерявшему родственника или любимого, необходима поддержка психолога. Чем может закончиться ее отсутствие, очень наглядно показала кошмарная новость конца ушедшего года: женщина утопила двух своих детей в пруду в городской черте Киева и попыталась утопиться сама. Незадолго до этого из семьи ушел муж.

Вопросом терапии для понесших утрату в Украине озаботилась… Норвегия.

– Так выходит, что об украинцах, разбитых горем, беспокоится Норвегия, – констатирует Анна Колева. – В 2014 году психологическая помощь пережившим войну оказывалась на волонтерских началах, нам приходилось долго доказывать, что она необходима. Ситуация, к счастью, сдвинулась с мертвой точки – в детской областной больнице, областном госпитале для ветеранов, онкодис­пансере на постоянной основе работают психологи. Есть государственная программа реабилитации военных – раз в год человек может пройти 18-дневный курс в санатории. Но многие моменты все еще остаются вне поля зрения государства.

Началось все с кризисной психологической службы на Майдане. Оказалось, что в условиях длительной борьбы и внезапных потерь многим протестующим понадобилась помощь психологов. Одна из добровольцев этой службы – киевский психолог и психотерапевт Виктория Кочубей – продолжила начатую кризисной службой работу, основав проект «Родинне коло». В его рамках она собрала вместе всех членов семей Небесной сотни. Сегодня проект действует по всей Украине, его задача – обучать практикующих психологов навыкам работы с людьми, понесшими утрату.

– На самом деле специалистов, готовых «работать с горем», у нас очень мало. Первые группы для членов семей погибших в зоне АТО мы вели через супервизию и занятия в режиме онлайн, в этом нам помогала Виктория Кочубей. У нас не было приспособленного помещения. Уже потом появилась общественная организация «КОМПАС», – говорит Наталья Потапенко.

В поисках знаний психологи вышли на одну из норвежских клиник в городе Акергус – при ней действует центр по «работе с горем». Психологическая помощь в этой стране входит в медицинскую страховку, для работы с утратой разработаны действенные пошаговые методики. Норвежская сторона за собственные деньги выполнила перевод нескольких пособий по данным методикам на украинский язык и представила их в Киеве на одном из семинаров «Родинного кола». Обогатившись опытом западных коллег, кировоградские психологи Наталья Потапенко и Анна Колева объявили о наборе желающих изучить норвежский курс по терапии горя среди своих коллег из районов области.

– Что лично мне понравилось в этом курсе – так это его систематичность, – отмечает Потапенко. – Моя специализация – дети, и важно понимать, что человек, особенно ребенок, переживающий горе, продолжает находиться в социуме и испытывать на себе его влияние. Всем людям, с которыми он регулярно взаимодействует, нужно знать, как себя вести. В пособии имеются четкие рекомендации, как вести себя родителям, школьным учителям и другим взрослым в данной ситуации. Это иногда критически важно, поскольку в реальности случаются следующие ситуации: обратилась ко мне женщина – ее старшая дочь покончила жизнь самоубийством. В семье есть еще младший сын, он ходит в школу. И вот, не проходит 40 дней с момента трагедии, как учительница пишет в дневнике ребенку замечание «Не работает на уроке».

Такова уж суровая украинская реальность – для человека в горе окружающие превращаются в невольных врагов. Но, по словам психологов, это не потому, что люди вокруг жестокие и бессердечные. В большинстве они просто не знают, как быть. Но на этих же людей можно опереться как на ресурс, и научиться этому – одно из заданий терапии горя. Интуитивно некоторые люди понимают это, и им удается с разной степенью успеха самостоятельно преодолеть потерю. Причем у женщин в данном плане есть определенное преимущество: горе горем, но есть семья и дети, и заботу о них никто не отменял. Мужчинам приходится труднее.

– У нас в обществе мужчине предъявляются слишком жесткие рамки – он не должен плакать, проявлять бурные эмоции, – говорит Наталья Потапенко. – Более того, мужчине сложнее обратиться к психологу, это до сих пор считается стыдным. Предлагаешь человеку помощь, а он в ответ: «Я что – псих?» Один из моих коллег, работающих с последствиями травматичных переживаний у ветеранов АТО, на тренингах хвалит тех, кто обратился к нему впервые. Знаете как? Он говорит: «Чтобы прийти к психологу, нужно иметь стальные яйца».

Как же вести себя с человеком, понесшим утрату? Как стать для него не врагом, а ресурсом?

– Главное условие – быть рядом, – говорит Потапенко. – Иногда, возможно, потребуется временно взять на себя какую-то часть его обязанностей. Ни в коем случае нельзя говорить утешительные фразы типа «крепись, держись, не плачь». Иногда состояние острого горя сопровождается обозленностью – это нужно понимать и не принимать на свой счет.

Если горем мучается ребенок, то главное – показать, что он в своих чувствах не одинок.

– Родители боятся говорить при детях о смерти. Родственники, как правило, стараются вести себя, будто ничего не случилось. Мама при ребенке держится, позволяя себе заплакать только когда он не видит. Проблема в том, что ребенок все видит и понимает. И если мама при нем заплачет, он тоже поймет. Не стоит скрываться, ребенку важно понимать, что, если тебе больно, плакать – это нормально, – отметила Наталья.

Самым тяжелым переживанием для родных (и это опыт психологов) является ситуация, когда человек пропал без вести. С одной стороны, он просто исчезает, оставляя после себя лишь призрачные воспоминания, а с другой – боль постоянно подогревается надеждой, что он может быть жив. Отдельно рассматриваются случаи, когда кто-то из членов семьи совершил самоубийство. У кировоградского горя имеется своя районная специфика – это высокий уровень смертности от онкозаболеваний. Еще несколько лет назад и самих больных, и их шокированных родственников просто ставили перед диагнозом – и делай что хочешь. Сейчас они могут получить психологическую помощь, но до планки профессионализма, поставленной западными странами, ей пока далеко. Однако первые шаги на этом пути уже сделаны.