Чистосердечное за «ширку»

В полиции знают о местонахождении каждой точки продажи «черного героина», а сами вещества и их потребителей используют для улучшения статистики раскрытия дел о грабежах и разбоях, утверждают респонденты «УЦ», не раз становившиеся по ту сторону закона и не понаслышке знакомые с предметом.

Подняв совсем недавно тему легализации марихуаны, идею необходимости которой постепенно принимает цивилизованный мир – начиная с Канады и США и заканчивая граничащими с Украиной странами Европы, мы упомянули и о том, что одними из наиболее активных противников «легалайза» часто становятся правоохранители. Причин, по которым это происходит, немало. Самая очевидная: понятно, что люди, всю жизнь борющиеся с чем-то, вряд ли прислушаются к самым разумным доводам в пользу того, что бороться не надо. Это во-первых. Но есть и во-вторых, и в-третьих…

Иные мотивы

Во-вторых, и об этом мы тоже писали, подавляющее большинство уголовных дел, связанных с наркотиками, в странах, где «трава» пока вне закона, касаются именно ее. Когда транзакции с ней перестают быть преступлением, под вопросом оказывается целесообразность содержания штатов специализированных подразделений за бюджетные средства. Грубо говоря, с 20% преступлений вполне справятся 20% штатных единиц.

А в-третьих, ни для кого не секрет, что наркобизнес везде в мире является для нечистоплотных правоохранителей источником доходов, не внесенных в ведомости о зарплате и официальные декларации. К примеру, полгода назад прокуратура и СБУ задержали начальника сектора превенции и замначальника сектора угро александрийского горотдела по подозрению в крышевании наркоторговли. По версии следствия, всего один «подшефный» сбытчик приносил офицерам 10 тысяч гривен ежемесячного дохода.

Такие задержания, впрочем, – дело достаточно редкое. Хотя люди, близкие к среде, давно утверждают, что наркоторговля существует в тесном симбиозе с правоохранительной системой. О том, какими могут быть масштабы проблемы на самом деле, и том, как изменилась ситуация после начала реформирования этой самой системы в нашей стране, мы говорим с бывшими и нынешними наркозависимыми и участниками незаконного оборота.

Некоторые из них неоднократно отбывали тюремные сроки за преступления как связанные, так и не связанные с наркотиками. И у них, безусловно, есть причины требовать анонимности. Поэтому в материале не будет имен, фамилий, названий населенных пунктов, улиц, районов и так далее. Этим людям можно верить или не верить. Но если то, о чем они говорят, соответствует истине хотя бы частично, то проблема гораздо серьезнее и масштабней, чем кажется на первый взгляд. А сбор мзды с наркоторговцев – лишь малая ее часть. Дальше – только прямая речь.

Интервью 1

– Есть такое понятие – «банка». Это точка, где продается (наркотик. – Авт.). Там пирамида, есть человек, который самый старший, – «Вася», например. Все через него, и без него ничего. За него все знают в управлении, его никто не пытается даже «паковать», потому что он в руках этого (наркотиков. – Авт.) не держит. Его также знают и участковые – низшая каста, знает уголовный розыск, оперативники, бывший БНОН (отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, сейчас – Департамент противодействия наркопреступности. – Авт.), который считается высшей кастой в иерархии.

Я говорю со своей жизни, как у меня это было лично. Звонит мне участковый, так и так, нужна твоя помощь. Хочешь заработать деньги, «подколоть»? Доза у меня была большая, в день надо было и 500, и тысячу гривен найти, не всегда получалось. Я прихожу, они мне говорят: вот патроны, идем сейчас в бар. Садишься в баре, случайно выпадают патроны, а ты вроде как водку пьешь. И такой: «О, что это такое? Что за дела?» Импровизируешь. Сидел свой человек рядышком за столом, по гражданке.

У меня выпали патроны, наркотики, этот подставной позвонил якобы, вызвал полицию – их нужно вызвать, чтобы зафиксировать. А те, с кем я договорился, это их участок, приехала полиция, и они же приходят. Все это задокументировали, я с ними ухожу, они мне дают деньги. При мне они звонят и говорят «Васе», главному самому – может, не по городу, но второе-третье лицо: «Там подойдет мой человечек, он нам помогает кое в чем, надо дать ему пять кубов ширки». А подойду я к самому низшему статусу, который просто переносит, продает. Он говорит: «Не вопрос, пусть подойдет и скажет».

У нас был как бы позывной, «подарок от Деда Мороза», например. И они уже знают, я подхожу до барыги говорю: «Там подарок от Деда Мороза должен быть». Они знают, «Вася» позвонил им, сказал. Все, я взял эти «дела» (дозу. – Авт.). Потом суды, или я просто к ним прихожу, «мне плохо, надо “дела” – “пусть подойдет, скажет”». За это не закрывают, это 309-я (статья УК, хранение наркотиков. – Авт.) или 263-я – оружие, патроны. Я прихожу на суд, за каждый суд мне платят какую-то сумму, мы сразу договариваемся. Пять кубов с каждого суда…

Интервью 2

– Я прихожу к участковому, говорю: «Серега, мне надо пара кубов (кубических сантиметров наркотика. – Авт.)». Он говорит: «Все, у меня лимит закончился, я тебе уже все выдал». Я говорю: «Давай, может, ты на следующий месяц как-то возьмешь, я тебе отдам деньги». На участковых был лимит 10 кубов, на уголовный розыск – около 15-20 кубов и на ОБНОНовцев – больше всего, они выделяли по 50, по 40, потому что им надо закрывать, что они что-то находят.

На каждый отдел выделяется какое-то количество. Это уже договорено, это не то, что позвонил участковый и говорит: «Мне надо». Нет, там конкретно, у тебя лимит 10, растягивай его, как хочешь. Надо же закупить этот мак, сварить, тем деньги дать, тем дать.

Были люди, которых как мясо вкидывали, 307-ю (статья УК, сбыт наркотиков. – Авт.) вешали. Говорят, или тебя кто-то «примет» и ты ничего не будешь иметь, или тебя «принимают» и тебе платят, передачи привозят и так далее. До того момента, пока ты не на тюрьме, тебя будут колоть, все тебе давать. А когда на тюрьме, будут платить деньги или передачи давать. Только не наркотики, потому что, если дают в места лишения, за это можно сесть.

Я выезжал из тюрьмы, с участковым выезжал. Мы с ними из тюрьмы на их машине, три конвоира, едем сразу на точку, нам подносят, отдают, я беру, при них колюсь, и мы уезжаем. Что было 15 лет назад – я помню, ничего не поменялось, я в райотделе сижу, они из сейфа доставали. Я сижу, меня закрывают, из сейфа дают «ширку» колоться. Сейчас говорят: «Подожди, сейчас привезут». И из другого кабинета мне заносят в бумажке, в свертке, забирают шприц, выкидывают сами. Чтобы я не позвонил, не приехало СБУ, те, которые по полиции, и не накрыли их.

Интервью 3

– Они говорили: «Берешь на себя наркотики в том-то районе», хотя я там никогда и не был, например. 309-я, не сбыт – хранение, ношение, перевозка. «Берешь в одном эпизоде 50 кубов, в другом 40 кубов. Мы тебя поймали, платим тебе сразу». Давали около 10 кубов ширки, около 500 гривен, накормили меня, и потом постоянно, когда мне надо к следователю, давали уколоться.

Они закрывают 2-3 «делюги» в месяц по 309-й, у них показатели, они от этого получают зарплату… Самое лучшее – если они раскрывают убийства, 187-я – это разбой с оружием, это хорошо поощряется. Разбой, кражи – не сильно. Такие моменты.

Приходят каждый месяц люди, пишут «заявы», плюс вызовы. На каждый отдел приходят бумаги, они их разбирают. Там, кража. Кто-то бежал, то-то сделал, или не видели, или видели лицо, или одежду. Нет ни пальчиков, ничего. «Возьмешь на себя? Сделаем 186-ю (грабеж. – Авт.)».

А у меня, допустим, угон – я угнал машину, пошел, сдался, идет от четырех или пяти до восьми. Если я наберу вот этих 186-х, они не перебивают (по украинскому законодательству, если человека судят по нескольким обвинениям, то более суровое наказание поглощает менее суровое. – Авт.), без изменений останется, срок на срок не влияет.

Если человека вот-вот «закроют», он на свободе, они с ним договариваются: «Все равно тебе шесть по-любому впаяют, давай…» Из тюрьмы тяжело это делать, можно надурить из тюрьмы. А если ты под подпиской – сейчас это часто, до приговора не садят, – то это можно много нахватать, 309-х этих всех. У них есть в месяц там шесть 309-х, пять 187-х, таких-то столько-то – план, который надо выполнить. И куча заявлений, которые надо раскрыть.

Интервью 4

– Я работал, продавал (ацетилированный опий, «ширку». – Авт.). Мне звонит «старший»: «Сейчас подойдут туда-то два человечка, ты в барсетке у себя держи пять кубов ширки и столько-то денег». Не помню сколько, разницы нет. И, говорит: «Возьми еще в ширку влей два или три куба воды». Я долил, думаю, если бы наркоманам давали, оно бы не «прокатило». В основном, когда доливают, это на райотделы дают.

Потому что им надо перекрывать какие-то показатели, все просят – и тем дай, и тем дай. Я подхожу, подходит дядя такой огромный, я понял, что это полиция. И такой, открывает барсетку: «Клади сюда». Я, в общем, отдал это все, ухожу и потом понимаю, что он взял и везет на райотдел какому-то зеку дать, потому что тот берет на себя… А деньги – то само собой.

«Старших» трогают только тогда, когда они где-то в управе, например, в областной, кому-то дорогу перешли. Или есть «дяди» серьезные, которые, может, хотят какой-то показатель закрыть, опять же. Их как бы и «принимают», но и отпускают. Я видел таких серьезных, их закрывали, но они буквально два-три месяца «катаются» (находятся в местах лишения свободы. – Авт.). У них денег миллионы, бизнес как шел, так и идет.

Понимаю одно, что полиция – это единственный, кто руководит, 100%. Она может все сделать, потому что она все знает. Я прихожу, мне плохо, говорю: «Мне надо пять или, там, десять кубов ширки, что надо, я скажу, пойдем точку какую-то накроем, еще что-то». Они говорят: «Не смеши, мы все обо всем везде знаем. Мы больше знаем, чем ты знаешь. Нам надо 187-е – разбои, конкретные, не “может быть” или воровство, но конкретное что-то, где есть вещдоки. Вот это надо, тогда мы даем». Я понимаю, что они с этого имеют, им невыгодно закрыть это. Хотя могли бы.

Они звонят, все время нам звонили: так, смотрите, сейчас наехали, из управления, или из Киева, до обеда не работаем. Они предупредили старших, и оно по лесенке вниз пошло, всех предупредили, все знают. Возможно, где-то кого-то «хлопнули», показательно.

Это не десятилетняя давность, это вот сейчас. Реально сейчас набрать номер, сказать: «Что, дела есть?», там никто не побоится сказать, они работают все время, они не интересуются, к ним полицейский позвонил или я. Они не боятся этого, потому что знают: если что, их предупредят…