Павел Штутман. Генетика бизнеса

Стать богатым и успешным очень просто. Достаточно найти на мусорке сумку с миллионом долларов или выкопать у себя на огороде клад. А еще можно проштудировать книжку «Как стать миллионером за 10 дней?». Но сегодня мы поговорим с человеком, который всю сознательную жизнь шел к цели и продолжает свой очень непростой и нелегкий путь, не сбавляя скорости. Бизнесмен, промышленник, менеджер, работодатель, меценат – к портрету главы наблюдательных советов акционерных обществ «Гидросила Груп» и «Эльворти Груп» Павла Штутмана можно без проблем добавить еще десяток определений, и не ошибешься. Мы проговорили больше запланированного часа, но не охватили даже трети тем и вопросов, которые хотелось обсудить с моим собеседником. Возможно, есть смысл продолжить?

– Павел Леонидович, сейчас в Украине, да и во всем мире, выходит масса публикаций так называемых успешных людей. Книги, статьи… Как вы относитесь к этому потоку отчетности об успешности? Есть ли польза, по вашему мнению, для широкого круга от такого чтива?

– Трудно с ходу ответить на этот вопрос. Потому что он неоднозначен. Вот, скажем, есть история успеха какого-то конкретного человека, где он приводит только половину причин своего успеха, а то еще и меньше. И есть причины успеха, о которых в силу разных обстоятельств он может не говорить. Поэтому ценность вот таких формул успеха на самом деле невысока…

Люди читают, чтобы знать, как за 10 дней стать богатым. Я говорю об этом с неким сарказмом, но это все популярная литература. Есть книги Уолтера Айзексона о пути к успеху, например, Стива Джобса. Но даже у таких людей это не совсем то, что было на самом деле, – мы должны это понимать. Поэтому, с моей точки зрения, нужно очень осторожно использовать биографию успеха других людей для себя. Потому что можно следовать этому алгоритму и попасть совсем не в ту точку по ранее указанным причинам.

– Понятно. Ну а теперь от теории перейдем к практике. К успеху конкретного человека – Павла Леонидовича Штутмана. Скажите, способности к успеху в бизнесе передаются с генами? Вы родились бизнесменом? И какой вклад ваших родителей в то, кем вы стали сегодня?

– Ну нет, конечно же. Люди не рождаются бизнесменами! Более того, я думаю, что далеко не все в детстве мечтают быть бизнесменами. Да и потом не хотят брать на себя ответственность, понимая, что могут проиграть. Бизнес – это не всегда выигрыш.

Мечтал ли я быть бизнесменом? Нет, не мечтал. Я родился в советское время, в 60-е годы, школьные годы прошли в 70-е. В то время я предполагал, что буду успешным в том социалистическом строе, который был тогда, и я верил, что, действительно, социализм и коммунизм заменят капитализм, хотя потом оказалось, что эта теория была неправильная. Капитализм оказался настолько живучим, что придумал способ бороться с монополиями. Возникло антимонопольное законодательство, и вся теория Маркса стала уже несовременной.

Теперь по поводу генетики. Я составил свое генеалогическое древо. И о жизни моих предков, прадедушек и даже раньше, отдельные фрагменты знаю. Они были мельниками, в Новоукраинке мой прадед имел две мельницы. Я не знаю, выдержал ли он потом конкуренцию со своими водяными мельницами с паровой мельницей Варшавского, которая была намного современнее, но, по крайней мере, он наверняка боролся.

Мой дед по отцовской линии прошел Первую мировую войну, был в плену, потом постепенно интегрировался в экономику социалистического времени и был расстрелян во время Второй мировой войны.

Отец мой записался на фронт в 17 лет, он не стоял в стороне от тех событий, прошел войну с 41-го по 45-й год. Закончил войну с тяжелым ранением. Вот и выходит, что мои предки боролись, как могли, и благодаря этому выплыли.

– Черты характера передались…

– И за это я им, своим предкам, очень благодарен.

– Почти четверть века каждый из нас учится стационарно. Кто и чему вас научил в школе, в вузе?

– В первую очередь меня учила моя семья. Я вырос во дворе, где не быть участником войны среди поколения моего отца было просто неприлично. Мы – дети – знали, сколько наград у каждого, и все это было связано с реальным героизмом тех людей, которых мы хорошо знали. Мой отец был инвалидом 2-й группы Великой Отечественной войны. У него было серьезное ранение под Сталинградом. Вот это и был героизм того периода, о котором мы помнили все время, и была также некая другая полярность, – это любовь наших матерей. Это была та среда, которая давала нам первые уроки жизни.

– Это семья. А чему научили школа и институт?

– И в школе было то же самое. Директор школы – мужчина, наш классный руководитель и многие другие учителя – мужчины, тоже с орденами и медалями. И такие же ласковые и любящие учителя-женщины. Это был период чудесных учителей, я не помню ни одного из них, кто был какой-то не такой. Были просто интересные, были строгие, были чересчур добрые. Кого я запомнил? Меня учила на продленной группе Анна Алексеевна Куропятникова. Та самая Анна Алексеевна, кировоградцы ее помнят, она совсем недавно умерла. Она уделяла столько нам внимания, что я ее всегда помнил, и мы с ней, может быть, не так часто, но отношения поддерживали долгие годы. Ей было далеко за 90. И слава Богу, что Господь доброму и активному человеку дал столько лет.

– Какие-то лидерские способности в школе у вас проявлялись?

– Лидерские способности? Конечно!

– Ну там подраться – понятно…

– Двор и улица научили нас держаться вместе. У нас не было особых средств, чтобы нам родители могли покупать подарки, и мы из всякого хлама и мусора собирали для себя велосипеды. В общем, я был нормальный мальчик, который мог дать кому-то в нос на улице, который мог постоять не только за себя, но еще и за ту команду, в которой он состоит. Но это не было часто, далеко не каждый день, но, в принципе, такое случалось.

– Странный ответ получился на вопрос, чему вас научила школа…

– Это я немного отвлекся (смеется). Естественно, самым для меня интересным предметом, я надеюсь, что это связано с генетикой, была математика. Она всегда давалась мне легко. Еще очень любил физику, химию. Но главное – это, конечно, математика. В первом классе я складывал в уме числа, может, не такие большие, как нынешние гении, но, тем не менее, четырехзначные числа я мог легко складывать в первом классе.

А уже дальше у нас классной руководительницей была Раиса Захаровна Томашпольская, она была для нас второй мамой. Она не только передавала нам знания по математике, но и привила любовь к этой науке, к математической логике, развивала в нас творческое начало, упорство в решении задач. Мы долгие годы поддерживали с ней отношения, созванивались. После ее отъезда в Германию у нас, к сожалению, не было возможности встретиться.

В принципе, если смотреть в корень, мы развивались через математику. То есть мы развивались как личности, как люди, которые могут принимать соответствующие решения, искать причины, и в основе этого была математика.

Меня всегда тянуло к спорту, в секции, которые давали возможность реализовать какую-то избыточную юношескую энергию. Я несколько лет занимался боксом, потом легкой атлетикой. Собственно говоря, тогда все мои друзья тренировались – кто занимался баскетболом, кто футболом, кто легкой атлетикой, кто-то единоборствами. Единственное, куда я не пошел и куда очень хотел пойти, – это шахматы. Я играл в шахматы всю школу и весь институт, и потом тоже. Не как профессионал – как любитель. Сейчас никак не могу найти себе партнера, вот когда уйду на пенсию, думаю, что вернусь к этому виду спорта. И сейчас каждый день 45 минут я занимаюсь физическими упражнениями, по сути, тренировкой. А еще я закончил художественную школу в Кировограде.

– Стоп! Это точно неизвестный факт из жизни Павла Штутмана.

– Ну да, 4 года я там учился и успевал тренироваться…

– А что в художественной школе – рисовали или лепили?..

– Художественная школа – это все. Это рисунок, это живопись, это скульптура, и даже оценки были неплохие, скажем так. Но я как бы сразу определился, что у меня будет техническое будущее. И, тем не менее, с удовольствием учился в художественной школе.

– Практически все поколение первых украинских бизнесменов получило техническое образование. Это уже следующие поколения стали экономистами и юристами. Чем для вас стал институт и почему именно кировоградский институт?

– Почему кировоградский?.. Я бы, возможно, уехал, у меня было достаточно амбиций для того, чтобы искать самое лучшее образование, которое можно было тогда получить. Но у меня были некоторые финансовые ограничения. Я потерял отца еще в школьные годы, остался с мамой и старшим братом. Поэтому, с точки зрения финансовых ресурсов, оптимально было учиться дома. КИСМ тогда был чудесным институтом, и если говорить о разнице образования с другими лучшими техническими вузами Советского Союза, то она, как мне кажется, была несущественной. И поэтому я учился в КИСМе. А со 2-го курса и до 5-го успешно вечером работал.

– Где работали?

– Сторожем. Я добросовестно работал сторожем. У меня всегда были деньги. Я получал стипендию плюс эти 75 рублей.

– Не пропускали занятия?

– Никогда не пропускал занятия, даже когда с дежурства шел, то у меня получалось не опаздывать.

– С какими предметами возникали проблемы?

– Где, в институте? В институте у меня не было никаких проблем. Даже с научным коммунизмом. Были лекторы, которых мы слушали с удовольствием, а были такие, у которых мы сидели с Михаилом Поповым и играли в шахматы на заднем ряду. Такое тоже было.

– Вы прошли через тогдашние традиции студенческой жизни? Поездки в колхозы, на стройки…

– Второй курс – стройотряд. И потом каждое лето, и даже после того, как мы закончили институт, я ездил в лагерь аквалангистов КИСМа, который находился в поселке Большой Утрыш на Северном Кавказе. Мы жили в палатках, погружались. Я всегда был активным участником студенческой неполитической жизни. Но, правда, не на все хватало времени. Понимал, что надо и учиться, и работать. Ну как-то так у меня получалось…

– Для, так сказать, инженеров того времени огромное значение имел первый коллектив, в который ты приходишь работать. То есть либо ты втягиваешься в работу, пашешь и движешься по ступенькам карьерной лестницы с мелкими-мелкими ступеньками, либо привыкаешь к тому, что можно просто сидеть и ни фига не делать, и так изображаешь работу всю жизнь. Ты потом не сможешь перестроиться, тебя уже никогда не научат работать, если не научили в первом коллективе. Каким был ваш первый коллектив?

– В первый коллектив я получил направление на распределении. На потоке в 105 человек я вошел в первые ряды и очень хотел получить направление в Киев. Почему? Потому что мои друзья хотели туда же. Мы все старались получить направление в Киев, но так получилось, что именно в этот год направлений в Киев не было. И мы с друзьями решили взять направления в Белую Церковь. Поближе к цели, к Киеву. И первый трудовой коллектив был у меня на заводе сельхозмашин имени 1 Мая в Белой Церкви. И когда мы уходили в армию, нас провожали с таким воодушевлением, а потом мы переписывались, и я даже думал: отслужу армию в зенитно-ракетных, в Молдове, значит, и вернусь. Но не случилось: тогда произошла Чернобыльская катастрофа, и все общежития, все гостиницы, все в июле было занято беженцами. Мы поняли, что там работать не будем, забрали паспорта и уехали сюда, в родной Кировоград, и, может быть, это было наше самое лучшее решение.

Сначала я пришел работать на «Пишмаш». Потому что там мой брат работал, невестка, много моих друзей, современный завод, и все такое. Но так вышло, что я не проникся любовью к продукции, которую там выпускали. Как-то канцелярская техника не очень воодушевила. И я до сих пор не чувствую большой радости, что когда-то занимался проектированием пишущих машин.

Оттуда я перешел работать на «Гидросилу» и проникся гидравликой достаточно сильно, на всю последующую жизнь…

Потом был Центр научно-технического творчества молодежи КИСМа, занимался работой, связанной с науками и практическими разработками. И мои первые шаги в бизнесе как раз были в Центре НТТМ. В эпоху Горбачева эти структуры вместе с кооперативами были направлены на развитие предпринимательства у населения. Вот я и пошел по этому направлению. Потом эти центры были расформированы, преобразованы в отдельные коммерческие единицы, и так я стал предпринимателем. Вот вам и весь феномен, секрет, как люди становятся бизнесменами.

– Сейчас я задам вопрос, который обязательно должен присутствовать в нашем разговоре, так сказать, по жанру. Как вы заработали свой первый миллион? И самое главное, как его использовали?

– Вы понимаете, я начал заниматься бизнесом в начале 90-х. в эпоху галопирующей инфляции. И сейчас мне трудно сказать, какой миллион я первым заработал. Тогда каждый украинец был миллионером. Я никогда не зарабатывал лично для себя. Мне было интересно создать некий бизнес и развивать его. То есть я вел, как это теперь называется, хозяйственную деятельность. У меня было много успехов, связанных с такой деятельностью. Трудно выделить первый.

Вспоминаю, как тогда все бухгалтерии работали со счетами, а самые продвинутые – с шестиразрядными калькуляторами, обсчитывая при этом сотни миллионов купоно-карбованцев. И мы начали поставлять огромное количество более современных 12-разрядных калькуляторов, которые позволяли обсчитывать растущие в результате инфляции миллиарды. Они пользовались бешеным спросом. Ну а потом, когда этот бизнес стал для нас неинтересным, мы плавно перешли к теме запасных частей к сельскохозяйственным машинам. Тогда границы только возникли на постсоветском пространстве, а наши аграрии должны были сеять, ухаживать за урожаем, убирать урожай. Был острый дефицит некоторых запасных частей, и мы начали реагировать, создали достаточно большую и эффективно работающую систему.

– И куда вкладывали заработанные деньги?

– Вкладывали в расширение бизнеса. Тогда уже началась приватизация в конце 90-х, и мне так показалось, что надо вкладывать в заводы. Ну я не знаю, может быть, у нас тогда сработали какие-то генетические стремления защищать слабых. Я имею в виду наши заводы, которые тогда не платили людям заработную плату. И это точно не было желание заработать. Чтобы вы понимали, в конце 90-х годов эти заводы не представляли из себя никакой ценности. Никто не знал, что с ними делать. Были заводы, которые относились к металлургии или к пищевой промышленности, на них и тогда зарабатывали миллиарды, но мы говорим о машиностроении. Поэтому сам факт вложения в такие предприятия был проблематичен. Если бы мы, например, потратили деньги на какой-то там пятипроцентный пакет акций «Гидросилы», а на следующий день я захотел его продать, то никому не продал бы даже за те же самые деньги, за которые купил. Они ничего не стоили, да.

– Вы ввязались в заведомую авантюру?

– Это не авантюра была. Это, ну, я не знаю, во-первых, это наше было, машиностроение – это наше, родное. С другой стороны, оно нуждалось в помощи, и мы чувствовали, что нам это по плечу, что можем помочь. И мы боялись, что кто-то придет и захочет порезать на металлолом или начнет выжимать последние копейки, которых не было. Это было интуитивное решение, я считаю, решение нашего подсознания. Нельзя его разложить на логику там, на какие-то пункты, и т.д. Это было комплексное интуитивное решение. У нас была команда. Я никогда не принимал такие решения самостоятельно.

– Есть такая распространенная цитата, что за спиной каждого успешного мужчины стоит его женщина. Как в этом плане – вас жена изначально поддерживала советом или вы как-то ограничивали, защищали свою сферу деятельности от участия жены? Вы всегда обеспечивали жену, у нее не было необходимости работать?

– Моя супруга все время работала. Это моя позиция и ее позиция. Был период ухода за детьми, но, только дети вырастали, тут же Марина шла работать. И это нормально. Не важно, ты нуждаешься или не нуждаешься. Человек должен работать, и это абсолютно, как мне кажется, естественно. Но все годы брака, уже почти 30 лет, как мы вместе, мы никогда не обсуждаем рабочие вопросы. Это тоже интуитивное решение. Одно время Марина беспокоилась по этому вопросу, потому что ей рассказывали подруги о том, что их мужья обсуждают с ними рабочие вопросы, а вот я – нет. Я ответил, что не могу обсуждать, просто не могу физически обсуждать дома те вопросы, которые связаны с работой. Мне так легче, я меньше устаю, когда прихожу домой и переключаюсь, занимаюсь совсем другими вопросами.

– Скажите, какова роль самообразования для уже состоявшегося руководителя? Ну вот зачем оно ему?

– Образование нужно всем. Это понятно. И то образование, которое человек получает, должно быть самым лучшим, которое он может себе позволить. Инвестиция в образование – это самая выгодная инвестиция.

Дальше идет образование в течение всей жизни. И любая компания, любой человек постоянно должны заниматься подготовкой. То есть компания его учит тому, что нужно ей, а человек уже ориентируется сам: все ли я знаю, чтобы быть эффективным? Эффективным не только на работе – нас же окружает мир, который постоянно меняется. Как сказано где-то кем-то, что для того, чтобы стоять на месте, нужно быстро бежать. А если человек не образовывается постоянно, а еще хуже – если он деградирует, а мы знаем людей, которые занимают определенные должности, но просто деградируют… И, как мне кажется, сегодня это часто встречается в бюджетной сфере. Кто не занимается собой и деградирует, естественно, тащит за собой и коллективы, и общество, и даже сферу образования тянет за собой.

К сожалению, на сегодняшний день самообразование не является вектором, драйвером общественной деятельности у нас в Украине. Это огромная проблема, что не все университеты на сегодняшний день выполняют свою миссию. Если произвести опрос, то выяснится, что университеты нужны прежде всего для кормления их работников. Вместо того, чтобы дать возможность людям получить сначала первоклассное базовое образование, а затем помогать им по образованию в течение жизни.

– Павел Леонидович, а как проходит ваше самообразование?

– Ну, во-первых, я учусь, в 2001 году закончил школу бизнеса. Я постоянно и много читаю специальной литературы, занимаюсь преподавательской деятельностью. Мне трудно обучать студентов, я стараюсь больше выступать для тех людей, которые уже являются профессионалами. Выступаю с лекциями, докладами, связанными с общим менеджментом, с маркетингом, с вопросами развития промышленности, машиностроения.

– Есть такое выражение «социально ответственный бизнес». Мне оно не нравится. Не люблю, когда бизнесу навязывают еще какую-то дополнительную ответственность. Платит человек налоги – и спасибо. Зато мне очень нравится меценатство, к которому человек приходит сам, без всякого навязывания.

– Ну, во-первых, решительно не согласен относительно социально ответственного бизнеса. Подходы, которые выработаны успешной мировой практикой, однозначно говорят, утверждают и отстаивают, что любой правильный бизнес не может не быть социально ответственным. Априори вы не можете быть успешным, если ваш бизнес не социально ответственный. Отдельные исключения из правил, конечно, могут быть до поры до времени, но только до поры.

Что касается меценатства. Вот посмотрите на наш город. Люди, которые что-то могли, располагали ресурсами, всегда пытались какую-то часть ресурсов выделять на потребности общества. Анна Дмитрян строила больницу Святой Анны, потому что городу нужна была больница. Люди, которые располагают возможностью, всегда реагируют на некую общественную потребность.

– Мы говорили о самообразовании и о социальной ответственности бизнеса. Естественным продолжением этих двух вопросов является высшее образование, то, чем вы занимаетесь в последнее время очень активно. Скажите, что вас не устраивает в украинском высшем техническом образовании?

– В очень ближайшем будущем мы проведем круглый стол Федерации работодателей Украины по качеству образования и поговорим на эту тему предметно и подробно.

Отвечая на ваш вопрос, я бы сказал так: существует определенная проблема, что сегодня высшее образование в Украине практически не управляется. Имеется в виду борьба за качество образования в рамках академической автономии вузов. Мы должны знать, в каком состоянии наш объект, и предпринять корректирующие действия по отношению к его отклонениям. Вот, к примеру, мы болеем с вами, реагируем, пьем таблетки, лечимся. Что касается образования, то очень сложно привести доказательства, что государство реагирует на какие-то отклонения, которые в любом случае возникают везде. И количество этих отклонений, на которые никто не реагирует, уже имеет некую критическую массу. Проблема отсутствия управления высшим образованием настолько запущена, что уже очень тяжело, а иногда вообще невозможно выровнять ситуацию.

В украинском образовании на сегодняшний день есть лидеры – лидеры позитивные и лидеры негативные. Я не хочу гуманитариев брать, среди технических вузов – Киевский политехнический институт держит марку, Харьковский авиационный, Львовская политехника, Харьковская политехника, да, сегодня больше других, по моему мнению, интересен ХПИ. Но есть те, которые тянут всех назад. Такие университеты рождают огромное количество людей с фейковыми дипломами.

У меня недавно была дискуссия с одним профессором нашего университета. Я говорю ему: обратите внимание, когда существует в вузе коррупция, можно не ходить на лекции, экзамены, а потом заплатить деньги и получить диплом государственного образца. Такие выпускники не обладают ни знаниями, ни навыками, ни правильными поведенческими компетенциями. И те люди, которые учат не тому, разрушают наше общество, наносят нам вред просто огромный.

То есть, я хотел бы обратить внимание, образование состоит в обучении не только профессиональной экспертизе, но еще и поведению человека во время трудовой деятельности. Проявлению инициативы, постановке перед собой целей, работе в команде и т.д. А если он знает, что может прийти и заплатить кому-то деньги, что он якобы выполнил какую-то работу, а тот, который эту работу учитывает, тоже закончил этот университет… Вот такая проблема существует, и общество должно реагировать на это безобразие.

– К сожалению, эта проблема существует не только в образовании высшем техническом, она также существует и в политике. Это особенно заметно сейчас, когда компетентность отдельных решений и отдельных людей просто зашкаливает. Люди пришли, мягко говоря, неподготовленными. Может быть, надо как-то этому учить?

– Вы обратите внимание, эти неподготовленные люди – это же и есть наше общество. Их готовят не только вузы, но и детские садики, родители, бабушки и дедушки, потом школы. Учить можно наукам, а с другой стороны, учить можно поведению в жизни. В чем проявляется компетентность политика? Понятно, что университет не учит быть премьер-министром, да? Университет учит быть экономистом или инженером. Но выпускник должен уметь работать в команде, он должен быть инициативным, он должен уметь ставить перед собой цели и достигать их. Вот это нужно сегодня тем, кто приходит во власть. А этому учат далеко не во всех университетах!

– Публикуя материалы, так или иначе связанные с вашим именем, мои коллеги представляют вас и бизнесменом, и производственником, и промышленником, и даже олигархом. А как вы себя позиционируете?

– Я бы сказал, что основная моя зона ответственности – это машиностроение в определенных направлениях.

– Мне кажется, для успешного человека очень важно, чтобы его деятельность была достойно оценена властью. У вас есть награды от Кучмы, от Ющенко, Порошенко. А почему нет от Януковича?

– Я не знаю. Может, не хотел. А может, не успел (смеется).

– Понятно, ну еще такой вот вопрос: успешному человеку нужно определиться, кому он передаст когда-нибудь свое дело, которому отданы десятки лет. Вам, конечно, говорить на эту тему рановато, но мысли какие-то есть по этому поводу?

– Ну, мне еще нет 58-ми, а я планирую трудиться, как положено, до 65. Поэтому пока еще над этим вопросом не задумывался, но, в любом случае, предприятия отрасли были до нас, и они однозначно будут после нас. Кто-то, естественно, подставит плечо. У меня два сына есть, и, может… Посмотрим.

– Для таких, как вы, работа становится хобби. А что для души у Штутмана?

– Ну как для души? Вся жизнь ведь идет по накатанной. Утром проснулись, сделали зарядку и пошли-поехали. Позвонили близким, поработали, потом еще позвонили близким, узнали, как у них дела, и это все. Вот это и есть наша душа.

– Мы начинали с того, что сейчас очень много интервью с известными людьми, и у каждого есть свой рецепт успеха. Есть свой особый рецепт у Павла Штутмана?

– Мы живем в достаточно сложном мире, невозможно только с точки зрения логики оценивать целесообразность какого-либо действия. Бывает, надо проехать на красный свет, так складываются обстоятельства. В большинстве же случаев нам некогда анализировать все обстоятельства, и мы поступаем интуитивно. А моя интуиция опирается на такой тезис: начал что-то делать – делай добросовестно, родил своих детей – воспитывай их добросовестно, пошел на работу – выполняй свою работу добросовестно. Может быть, это и есть самое главное? Все, чем ты занимаешься, ты должен делать добросовестно.