Петр Вовченко: незабываемое

Таких семей, как у Петра и Жанны Вовченко, на весь город, да что там, на всю Украину единицы. Они вместе 67 лет! У них уже есть праправнук, четвертое поколение! Секрет долгого брака? «А нет никакого секрета – просто любим друг друга». Жизнь Петра Вовченко тоже уникальна, как и жизнь любого человека. Несколько раз бывал на волоске от смерти, но больше было хорошего. Судите сами.

– Я родился в 1930-м году и вырос в Завадовке, даже не на Завадовке, потому что тогда это была не часть города, а отдельное село. Жили как и все, не лучше и не хуже. Одно из самых ярких впечатлений моего детства – это первая поездка на трамвае. Мне было восемь лет, мы со старшим братом проехали от улицы Крымской до железнодорожного вокзала. Еще старое здание вокзала было, одноэтажное. И я впервые увидел паровоз! Серии ОВ, «овечка» их называли. Во вторую поездку мы на трамвае уже поехали в Горсад. Тоже незабываемое впечатление!

Завадовка тогда была совсем другой, чем сейчас. В селе было аж два карьера – песчаный и гранитный. Песчаный не очень был нам интересен – ну, подумаешь, вагонетки и все. А вот гранитный! Мы там каждый день бывали. На гранитном ежедневно в 12 часов взрывали камень. Вручную (никакой техники не было) долбили в граните отверстия, в них закладывали взрывчатку, включали сирену, и потом – взрыв. Мы после взрывов всегда спускались смотреть, какие камни откололись – большие или не очень. Большими молотами рабочие крупные камни разбивали. Там же каменотесы делали брусчатку. Ее накладывали в металлические фургоны, и крупные лошади везли эту брусчатку на улицу Карла Маркса и укладывали на дорогу. Небольшой ее участок еще остался, все там проезжали. Так что неправы те, кто считает, что это было сделано еще со времен царей. Замостили улицу где-то около сорокового года, в мое детство.

На карьере работал дядя Сёма, приемщик продукции. У него был такой специальный шаблон, он им проверял каждый камень. Камни большего размера он отбраковывал. А мы, пацаны, этот брак отбрасывали в сторону. И за это он нам давал по конфете! У него всегда были с собой конфеты, и он был любимцем всей детворы.

Сегодня карьеров нет. После вой­ны они уже не работали ни одного дня.

Тогда многих с Завадовки призывали на службу, но очень запомнились мне проводы в армию Павла Лунева. Они жили по нижней улице. И шли оттуда по всему селу до школы и потом до Крутого яра. Местный скрипач играл на скрипке, а его сын на бубне. Все село было! Лишь после войны мы узнали, что Павел Лунев стал Героем Советского Союза. И нам с ним довелось вместе работать.

А потом пришла война. Как я ее впервые увидел? Дело было где-то через неделю после начала войны, в конце июня. Мы с братом пошли на Гаврилкову кручу, ко всем известному Панасовскому колодцу, там все набирали воду. Набрали мы воду и тут видим в небе немецкий самолет – «раму» («Фокке-Вульф 189». – Авт.). а за ним два наших истребителя. Немец сбрасывает бомбу. Она летит с таким ужасным звуком… Мы на землю упали, ищем яму какую-нибудь. Возле колодца сырое такое место, болото по сути. И бомба падает прямо в него и не взрывается. А это от нас в нескольких метрах! На волоске от смерти были. В 45-м году саперы разминировали округу. Так на эту бомбу миноискатели не реагировали. Так глубоко ушла в это болото. И по сей день, видимо, лежит.

А самолет тот наши сбили. Мы на следующий день пошли на него смотреть, вероятно, он шел в сторону аэродрома бомбить, но увидел «хвост», и решил сбросить бомбу где придется. Самолет лежал, никого вообще вокруг, ни охраны, никого. Мы его весь облазили, кусок парашюта взяли – он был весь изорванный.

Немцы пришли к нам тихо, никакой стрельбы не было. Просто заехали большие машины и остановились на пустыре недалеко от нашей хаты, там сейчас детская площадка, поставленная после победы наших деток в конкурсе «Майдан’S». По всем хатам немцы стали на постой. У нас жил офицер по фамилии Вальсер, пожилой такой, у него пятеро детей в Германии осталось, он к нам нормально относился. Я по утрам бегал в столовую, которая была расположена в одной из соседских хат, и приносил ему еду. А в селе была бойня. Немцы свозили на большущих машинах скот на забой, они отбирали его по окрестным селам и в Кировограде у людей. А нас, пацанов, заставляли машины вычищать и мыть. Заболел я как-то. Ноги отказали. Обувь-то была непонятно какая. А работать приходилось почти босиком, с голыми руками на морозе мыть металлические кузова машин. На работу я идти просто не мог. Мама решила меня спрятать. А наша хата делилась на две части – в одной мы, во второй – домашняя скотина, куры. И там лежала куча лампача из конского кизяка и соломы. За ней меня мама и спрятала. Пришел солдат меня забирать на работу. Разозлился очень, что меня нету, обыск устроил, под кровати заглядывал, потом пошел во вторую половину. И нашел меня. Как закричит: «Партизан!», «Расстрелять!» И потащил меня к стенке за дом, автомат уже готовит - у них с этим делом, чтобы кого-то расстрелять, просто было. И тут, на счастье, показался Вальсер. Он его остановил. Спас меня. Так я второй раз побывал на волоске от смерти.

Завадовку от немцев освободили 6 января, на Святой вечер. Мы пошли с мамой и братом к деду, он жил возле кладбища, понесли вечерю. Вдруг слышим за окном нашу речь. Это пришли наши и принесли в хату раненого. Моя мама Килина побежала искать, чем бойца перевязать… А в школе еще сидели немцы. Там с боем их прогоняли.

Почти сразу стали мы ходить в школу, при немцах не ходили.

Нам повезло, мы не голодали, особенно в оккупацию, хотя и сытыми были редко. Спасибо бойне. Мы же там работали, и перепадали какие-то кости, иногда желудки, которые немцы выбрасывали. А мы их в речке мыли, Ингул у нас протекает, и несли домой, мама из них что-то придумывала. А еще неподалеку был комбикормовый завод, он сгорел. Там в складах хранили чечевицу. Мы туда ходили и собирали в сумки эту чечевицу, оставшуюся под обломками в каких-то углублениях, «поджаренную» такую.

После освобождения фронт почему-то замедлил продвижение. У нас на постое были солдаты, а во дворе стояла полуторка. А топить было нечем. Однажды, где-то в двадцатых числах января 44-го, военные предложили – поедем машиной в город, где разбитые дома, поищем дров. Поехали, но добрались мы только до середины улицы Крымской. Вдоль всей улицы, кажется, из Клинцов, тянулся обоз с ранеными. Бесконечный, не знаю, сколько там было людей, но очень много. И вдруг появляются немецкие самолеты и начинают расстреливать обоз из пулеметов. Нас спасло то, что опытный водитель был. Он сразу резко свернул на улицу Свердлова (сегодня Вознесенская. – Авт.) и куда-то в глухой уголок заехал. А самолеты заходили в несколько кругов и стреляли. Мы вернулись назад. Поехали за дровами на следующий день и увидели этот ужас… Вся улица Крымская была завалена разбитыми обозами и трупами лошадей, просто разорванными в клочья. И всё, всё в крови. Мороз бы страшный, повсюду лежали замерзшие части тел лошадей, замерзшая кровь… Трупы людей уже успели убрать, но все равно было ужасно. Говорили, несколько сотен человек погибло тогда… Я хочу обратится к жителям улицы Крымской – ведь живы, наверное, еще свидетели тех событий. Об этой странице войны я нигде не читал, никто об этом не говорит, памятника никакого даже там нет. Поднимите эту тему, пожалуйста. Нельзя забывать эту трагедию. А я тогда в третий раз был на волоске от смерти.

Мужчин в селе не было, понятно, все на фронте. Мы, женщины и дети, работали вместо них в нашем колхозе имени Ленина. Сначала я стал водовозом. Бочка на двух колесах – и я развожу воду из того же Панасовского колодца по бригадам. Пришло время урожая. Я даже не помню, как и кто его сеял, но уродило хорошо, такой хлеб был хороший! А кому убирать? Людей нет, мне 14 лет. Как сейчас помню, приходит ко мне бригадир Жиков и говорит: надо выручать. Были жатки-самосброски, а были лобогрейки. Меня на нее ставят. Дают мальчика лет восьми. И вот он верхом на лошади впереди меня тянет жатку, а я на ней сбрасываю скошенное на землю. Очень тяжелая работа. А сзади идут женщины, вяжут снопы и складывают в копны. Потом хлеб складывали на арбу и везли на ток. Запрягали коров, коровы тащили – коней не было… Пользуясь случаем, обращаюсь через газету: может, этот мальчик еще жив? Даже имени его не помню, но, может, он помнит эту историю. Отзовись!

А ведь еще по ночам мы возили зерно в Кировоград на заготпункт на улицу Яна Томпа (Верхняя Пермская. - Авт.), это здание стоит и сегодня. Потом я спал пару часов – и снова на косилку. За всю эту мою работу ничего не платили, на маму начисляли какие-то трудодни, что-то она иногда получала за них.

После войны я очень неплохо устроился. В Кировоградский трест столовых и ресторанов, на подсобное хозяйство. Оно находилось возле Первозвановки. Мы там выращивали овощи и зелень – морковь, лук, помидоры, огурцы, петрушку и т. д. Но надо было учиться. И я почти случайно – объявление попалось на глаза – поступил в Знаменское железнодорожное училище. На машиниста. Я был помощником мастера в училище у Владимира Савченко. Раскладывал инструменты, готовил рабочие места и даже получал за это зарплату!

Распределили меня в депо Кировограда. Сначала кочегаром. Это был 1949 год. Моя первая поездка была из Знаменки на Кременчуг. Помню как сейчас: машинист Егоров, паровоз «Серго Орджоникидзе», грузовой состав. Навсегда запомнил, как мы переезжали мост через Днепр из Крюкова в Кременчуг. Мост был частично разрушенным, рядом в нескольких десятках метров строился новый мост, но по старому все равно ходили поезда. Как только паровоз заехал на мост, тот начал шататься, раскачиваться, несмотря на скорость в 5 километров в час. Признаюсь, было страшно.

В общем, до 1986 года я сначала кочегаром, потом помощником, потом машинистом проездил. Четыре года проработал в Помошной, потому что наше кировоградское депо расформировали в 1957-м году. Оно ведь было паровозным, а уже вовсю дороги переводили на тепловозы. Выделили нам землю на Николаевке, начали строиться. Почему не на родной Завадовке? Из-за работы. Машинисты должны жить в так называемом вызовном районе, чтобы можно было быстро добраться до станции в случае необходимости. Завадовка для этого слишком далека. А до этого я жил дом в дом с Семеном Тютюшкиным, Героем Социалистического Труда.

Я обслуживал наш участок. Водили пассажирские составы до Колосовки, Помошной, Пятихаток, Кременчуга, Вознесенска, Мироновки. За жизнь проехал, наверное, сотни тысяч километров, не подсчитать. Одно время у меня помощником машиниста работал Герой Советского Союза Александр Волков. Руководить Героем даже пришлось!

Слава богу, никаких особых приключений со мной не было. А ведь я знал и о катастрофе в Користовке, конечно же. Кстати, почти никто не знает, что когда-то было крушение поездов между Кировоградом и Канатовым. Случилось оно из-за… козы.

Дело было так. Из Знаменки до Помошной ходили так называемые сборные поезда – работающие в пределах одного тягового участка, они занимались уборкой и подачей вагонов на промежуточные станции. Обычно тепловозы сдвоенные, а эти на одной половинке работали, там много не надо тянуть. Машинист Полтавцев вел из Знаменки до Кировограда такой поезд. Доехали до Канатово, произвели там необходимые маневры. А в это время шел встречный поезд из Кировограда, вел его машинист Тарасенко, поезд Одесса – Новосибирск. Был там недалеко от города один переезд, его сейчас нет, и вот на этом переезде поезд Тарасенко сбил козу. Связывается он с машинистом сборного: я перед переездом сбил козу, остановись, забери. Дежурный по станции отправляет поезд, открывает светофор, два желтых на светофоре, это означает: разрешается отправится на следующий блок-участок. Он закрыт, если бы был открыт, то горели бы два желтых и верхний мигающий. Едут, в кабине машинист, помощник и старший кондуктор. И все трое во все глаза глядят по сторонам колеи: где же та коза? Всем уже видится вкусный ужин. И они не замечают, что светофор впереди не дает дорогу. Видят козу, останавливаются, заносят в кабину и едут дальше. На запрещающий сигнал. А автоблокировки тогда еще не было. Помощник со старшим кондуктором начинают сразу обдирать ту козу и делить. И только когда увидели, что на пути стоит другой поезд, а там после кривой издалека не видно, они по тормозам, но уже было поздно. Кондуктор с помощником прыгают на левую сторону, машинист на правую. А поезд движется и ударяет в хвост пассажирского. Тепловоз после удара сваливается на бок, несколько вагонов разбито. Но никаких жертв нет, слава богу.

Первым делом они выбросили козу из кабины в кусты. Ну их немедленно забрали, потому что проезд запрещающего сигнала является преступлением. Отдали под следствие. А машинист, когда выпрыгивал, ударился о столб, что ли, был немолодой, в общем, через дней двадцать он умер в СИЗО. Суд потом был, что-то присудили помощнику. Вот коза что натворила!

Вся жизнь моя была связана с железной дорогой, о чем никогда не жалел. Работали много, но и зарплата у нас была хорошая. Я когда вышел на пенсию в 86-м году, получил 132 рубля пенсии – это была наивысшая возможная на то время. Трудовой стаж у меня – 55 лет. Я после выхода на пенсию продолжал работать, на Кировоградском комбинате хлебопродуктов.

А с женой своей я познакомился, когда снимал угол у ее тети. Как-то приглянулись сразу друг другу. Спросили разрешения у родителей и подали заявление. На свадьбе мы даже обручальными кольцами не обменялись – у нас просто не за что было их купить. Уже потом купили. Фату на свадьбу одолжила жена у подружки. А я был в железнодорожной форме – костюм пошить тоже было не за что. После свадьбы мы сели в «лимузин» – грузовик-полуторку с открытым кузовом – и поехали к родителям в Завадовку.

Ничего, построили себе дом, потом детям построили. Дети, внуки и правнуки не забывают, навещают. В общем, жизнь удалась!