Порфирий Иванов и Бобринец

Кого мы знаем из знаменитых уроженцев Луганска? Речь не о нынешних «вождях» так называемой ЛНР. В городе, который основал шотландец Чарльз Гаскойн (а вы думали, кто-то из Суздаля или Костромы?), появилось на свет немало хороших людей. Владимир Даль, автор знаменитого словаря. Сергей Бубка, думаем, не стоит объяснять, кто это. А еще в окрестностях Луганска родился первый советский так называемый целитель Порфирий Иванов. Алан Чумак с Анатолием Кашпировским еще под стол пешком ходили, когда у этого товарища уже были сотни тысяч последователей. И его судьба отчасти связана с нашей родной Кировоградской областью!

Он родился в бедной семье шахтера. Юным пошел работать на шахту, но бросил это дело и стал воровать, играть в карты и даже занимался грабежом. Так говорят непредвзятые источники, но поклонники Иванова, коих и сейчас немало, не верят, что так было. Он переболел брюшным тифом, во время болезни у него были видения. Был кандидатом в члены ВКП (б), учился в партшколе, пока к нему не пришло озарение и он не проникся Идеей. Хотя до этого успел отсидеть в колонии в Архангельской области два года за спекуляцию мясом. Сидеть он будет еще много раз, и не только в колониях.

Озарение вроде бы пришло к Порфирию 25 апреля 1933 года, и этот день его последователи отмечают поныне как День рождения Идеи.

По одной из легенд, у Иванова нашли рак, и он, чтобы не мучиться, решил покончить жизнь самоубийством. Решил замерзнуть и просидел в сугробе, облившись водой, сутки с лишним. Но не умиралось, вернулся домой, вскоре рак прошел. Ему тогда было 35 лет.

С той поры Порфирий Иванов начал раздеваться. И уже скоро круглый год ходил в одних «семейных» трусах и босиком. Причем в таком виде он пытался прорваться на съезды ЦК КПСС и прочие важные мероприятия, чтобы донести свою Идею. Идея довольно смутная, сам безграмотный Иванов так ее формулировал: «Надо сознательно искать холодное и плохое и им огородиться. Вот тогда-то и будут силы твои, ты будешь Победитель Природы и Учитель народа, учить не богатству, а бедности, сознанию к холоду и плохому…»

Еще он как-то прочитал статью президента Украинской академии наук Александра Богомольца, который выдвигал идею, что человек может жить до 160 лет. Проникся. Сначала разделся, а потом даже стал как бы лечить людей.

Во время Второй мировой он жил в Украине, в оккупации. Немцы испытывали его, держали на холоде, обливали водой. В итоге отпустили с уважением и даже, как говорят некоторые источники, назначили ему продуктовый паек.

Так или иначе, в Советском Союзе его идеи постепенно зацепили многих. Странный дядя, нестриженый, небритый, немытый, почти голый, бродил по стране и типа учил, как надо правильно жить. Еще при Сталине он побывал во всех трех спецпсихбольницах СССР, кроме того, в нескольких колониях за антисоветскую агитацию (ходить голым в СССР было нельзя, это антисоветчина).

В 1964 году сторонники идей Порфирия Иванова из Бобринца и окрестных сел пригласили его в гости. Он, кстати, всегда откликался на такие предложения, дорогу и прочее ему оплачивали (если было недалеко, он шел пешком). Между прочим, позже поклонники ему даже подарили дом и «Волгу». И он не отказался от подарков.

За жизнь он исписал где-то 250 общих тетрадей дневников. Вот как он описывал свою кировоградско-бобринецкую эпопею (орфография сохранена):

«Злоключения

 Я обратился со своим письмом к секретарю Кировоградской области – он распорядитель, чтобы он в моей идее помог. Люди прослышали про такого Учителя. Мне люди пишут со всех сторон письма, создают очередь не десятками, а сотнями для того, чтобы я по их просьбе приехал и не как врач или знахарь.

От моего эксперимента человек делается здоровым, делается из нетрудоспособного в трудоспособного. Здесь деньги не надо, нужна истина – верить своей душе, сердцу.

11 марта 1963 года я поехал туда, где меня знают, как Учителя – это Бобринский район Кировоградской области. Туда врачи приезжали, проверяли меня, я с ними делился своим опытом практическим на людях.

 Я от людей не отвернулся и не огородился неправдою. Учитель не выбирает людей – у него учение одно перед всеми. Меня люди просили и умоляли, чтобы я их принимал. Они стояли кучечкою, слушали меня. Я им вроде лекции прочитал, чтобы они знали, кто их и для чего принимал.

Я напрасно их принял: в результате всего этого вышли меня судить эти люди. Меня схватили блюстители милиции и в психприёмник в Знаменке в воши бросили.

В Знаменку, в КПЗ, приезжает ко мне начальник Бобринецкой районной милиции, прокурор области Скрипко и областной начальник, генерал милиции – трое их. Они решили посадить меня, их была такая воля над моим телом.

Я попадаю в Кировоградскую тюрьму, меня встречают, как больного человека. Они окружили меня политическим режимом. Мне маленечкая есть льгота в режиме, я с врачами в дружбе, но в тюрьме есть экспертиза – она находится в Одессе, при институте есть изолятор №14.

 Я туда конвоировался через одесскую тюрьму, где меня побрили, постригли и передали меня на переделку врачу Алле Павловне Криницкой – заведующей 14-м отделением совсем не гражданской больницы.

Оно отдельно окружено милицией, и не допускается никто, кроме самого профессора – он же директор института. Алла Павловна в своей больнице со своим умным персоналом продержала меня 35 дней как здорового человека, одна из всех признала и сказала, что я – здоровый человек. Я этим словам не знал, как был рад, я и не был больной.

Ей хотелось мою личность осудить – сделать меня фокусником, тунеядцем. Она меня одела, она меня обула, она всех опровергла, сказала: “Их определение неправильное – правильное моё”. А закалку мою выбросила. Она говорит: “Я посылаю на суд здорового человека, и пусть он доказывает на суде: то ли он закалён, то ли нет.

Меня люди хотели убить – они организованно поставили этот вопрос в жизни. Следователь сказал: “Доказывай суду – твоё будет право”.

Суд состоялся в Бобринцах 9 августа 1963 года. Я от адвоката получил предупреждение, чтобы на суде не говорить, так и получилось. Я на вопросы прокурора старался не отвечать. Я их своим молчанием заставил направить меня в Москву, в институт им. Сербского. Без учёных это дело не обошлось.

 Я не боялся ехать к учёным. Я своею идеей борюсь с Природой для всего земного человечества – это международное здоровье.

Меня этапом через Харьков, через тюрьму повезли. Меня не одевали, меня не прятали, я каким был, таким остался. Еду я конвоем в Москву через Бутырку. Я недаром такое вот дело переживаю, такую историю мне не забыть. За что мытарства по мукам?»

В другом дневнике он тоже вспоминает Бобринец: «Возьмите дело в Бобринцах. Им хотелось убить Паршека, не посчитавшись с моим, таким, не как у всех, здоровьем. Медицина не дура: признать здоровым человеком Паршека, а народному суду представили, как тунеядца. Одели, обули, сделали чучелом. В этих условиях написал: “Моя победа” – и многое другое. Надо научиться, чтобы совсем ко врачу не появляться. Я все специальности проследил, но, чтобы с врачебной науки была польза – я не нашёл. Меня за это всё, что делала природа, учёные держали в психиатрической больнице». (Паршеком Порфирия Иванова называли с детства. – Авт.)

Из Бобринца Иванова отправили в Москву, в Институт имени Сербского, где его признали невменяемым. Судя по известным датам, в Бобринце в СИЗО он просидел больше трех месяцев. Он четыре года пробыл в разных психушках, потом его освободили. Он вернулся на Луганщину, где ему, как уже говорилось, подарили дом и машину. Он там целительствовал, власти закрывали на это глаза, говорят, немало чиновников тайком сами к нему приезжали. В 1982 году о нем написал большую статью журнал №1 в СССР – «Огонек», потом журналисты с его хутора не вылезали.

Иванов умер в возрасте 85 лет, он похоронен на хуторе Кондрюче, это километров 90 до Луганска (сейчас под контролем сепаратистов).

Ну а мы можем вспомнить, что была в его жизни и бобринецкая страница.