«Антимарксистские» аксиомы Гессена

Сегодня на фасаде здания бывшей Елисаветградской мужской гимназии пять мемориальных досок – здесь учились политик и писатель Владимир Винниченко, физик Игорь Тамм, изобретатель «Катюши», отец ракетной техники Георгий Лангемак, писатели Ярослав Ивашкевич и Михаил Хороманский. На самом деле – это только очень малая часть выпускников этой уникальной школы, которые потом приобрели мировую известность. Эту же гимназию окончили писатель Дон-Аминадо, композитор Юлий Мейтус, «отец химии радикалов», изобретатель антифриза Мозес Гомберг и др.

В одном классе учились три будущих академика – физик Игорь Тамм, биолог Борис Завадовский и философ Борис Гессен.

Одноклассники

«В Прокуратуру Союза ССР

20 октября 1955 г.

В связи с тем, что в настоящее время рассматривается вопрос о реабилитации профессора Бориса Михайловича ГЕССЕНА, я хочу сообщить следующее.

Я был дружен с Б. М. Гессеном с детства… Мы учились в одном классе со дня поступления в гимназию и до ее окончания в 1913 году, после чего мы вместе учились в Эдинбургском университете в Англии в 1913-1914 гг. Хотя, вернувшись в Россию в 1914 г., мы продолжали образование в разных городах, но встречались очень часто… а примерно с конца 1922 г. вновь стали жить в одном и том же городе – в Москве. Нас всегда связывала тесная дружба, к тому же примерно с 1928 г. до самого ареста Б. М. Гессена в 1936 г. мы работали в одном и том же учреждении – физическом факультете МГУ, где я состоял профессором, а Б. М. Гессен был ряд лет деканом физического факультета, а затем директором Научно-исследовательского института при этом факультете.

В научном отношении Б. М. Гессен, по моему мнению, был самым крупным из всех известных мне философов-марксистов, работавших по проблемам современной физики, и резко выделялся среди них сочетанием глубокой эрудиции и четкости мысли как в области философии, так и в области физики…

[Я] убежден, что Б. М. Гессен не только не был виновен в каких бы то ни было преступлениях, но что его жизнь и деятельность может служить образцом жизни подлинного коммуниста.

Герой Социалистического Труда, академик Иг. Тамм».

Борис Гессен родился 16 (28) августа 1893 г. в Елисаветграде в семье банковского служащего Михаила Борисовича Гессена. Михаил Борисович был довольно авторитетным человеком в городе, членом правления многих финансовых и благотворительных учреждений. Семья жила на Александровской улице (сейчас Тарковского), в доме Залбштейна.

В 1913 году, после окончания Елисаветградской классической гимназии, Гессен поступил на математический факультет Эдинбургского университета. Фактически Тамм поехал в Эдинбург из-за друга. Даже золотой медалист Гессен практически не имел шансов поступить в университеты Москвы или Петербурга – в этих университетах квота для евреев составляла 3% от общего числа студентов. А в Эдинбургский университет выпускников елисаветградской гимназии принимали без экзаменов и без ограничений для евреев. Третий из школьной компании – Борис Завадовский, сын потомственного дворянина Михаила Владимировича Завадовского, – поступил в Московский государственный университет. Но связи они не теряли.

В 1921 году, когда Борис Гессен стал преподавать в Коммунистическом университете им. Свердлова в Москве, то позвал туда и школьных друзей – Тамма и Завадовского. В письмах к жене Наталье Шуйской, которая в то время оставалась в Елисаветграде, Игорь Тамм называл Гессена и Завадовского «два Бориса»: «разошелся во мнениях с Борисами», «много говорили об этом с обоими Борисами», «два Бориса считают». Видимо, так повелось еще с гимназии – старший брат будущей жены Тамма, сын богатого конезаводчика Кирилл Шуйский, учился в том же классе, что и три академика. И вся компания часто гостила в имении у Шуйских.

Забегая вперед, отметим, что из троих одноклассников Борис Гессен у нас, пожалуй, известен меньше всего. Во-первых, потому что философия науки, которой он посвятил свою жизнь, – вообще очень узкая область. Хотя на западе специалисты – физики и философы – Гессена по сей день довольно часто цитируют. Во-вторых, потому что в 1936 году Гессена обвинили в троцкизме, в создании террористической организации, подготовке покушения на Сталина, расстреляли, а потом, уже мертвого, исключили из Академии наук и признали всю его научную деятельность вредительской.

В 1957 году Гессена реабилитировали, а в 1958-м посмертно восстановили в Академии наук СССР. Но за это время выросло уже целое поколение ученых, которые не цитировали его и не опирались на его «вредительские» работы. Гессен, хоть и реабилитированный, оказался исключенным из истории марксистско-ленинской философии. О Гессене вспомнили совсем недавно – в конце прошлого столетия. В 2015 году вышло издание Российской академии наук «Борис Михайлович Гессен» – это очень подробное изложение биографии Гессена, его научных взглядов. Появились в печати письма и дневники Игоря Тамма, в которых он пишет о своем друге. Но больше всего (и интереснее всего!) о нашем земляке написал историк физики, замечательный писатель Геннадий Горелик. Он же обнародовал стенограмму собрания актива Физического института АН СССР, проходившего 17 и 20 апреля 1937 года. Одной из главных задач этого собрания было как раз осуждение уже расстрелянного директора института Бориса Михайловича Гессена.

«Кто такой был Борис Гессен? – пишет Горелик в книге “Андрей Сахаров. Наука и свобода”. - “Профессиональный физик”, доклад которого о Ньютоне, сделанный в 1931 г. на Международном конгрессе по истории науки в Лондоне, “по масштабам своего влияния стал одним из наиболее важных сообщений, когда-либо звучавших в аудитории историков науки”. Так считает Лорен Грэм, крупнейший западный авторитет в истории российской науки.

Или же “красный директор Физического института МГУ, следивший, чтобы научный директор – известный физик профессор Л. Мандельштам – и сотрудники не уклонялись в идеалистических направлениях от прямой дороги диалектического материализма”, как выразился Гамов в книге, написанной в США в 60-х годах. И подбавил: “Бывший школьный учитель, товарищ Гессен знал кое-что из физики, но больше всего интересовался фотографией и замечательно делал портреты хорошеньких студенток”.

Западные историки науки могут чтить в Гессене одного из основоположников, а читатели научно-приключенческой книги Гамова могут потешаться над претензиями школьного учителя-марксиста, но в российской истории роль Гессена была совсем иной. Он не был профессиональным физиком, не был и школьным учителем. И страсть к фотографированию девочек Гамов приклеил ему зря  - этим увлекался другой профессор МГУ, из совсем другого – тимирязевского – лагеря».

Но обо всем по порядку.

Елисаветградский большевик

Гессен и Тамм проучились в Эдинбурге всего год. Приехав домой на каникулы, они не смогли вернуться в университет – началась Первая мировая война.

В 1915 году Тамм ушел добровольцем на фронт в качестве брата милосердия. Гессена не взяли из-за сильной близорукости и астигматизма. Он поступил на экономическое отделение Петроградского политеха, где не было ограничений для евреев. Одновременно стал вольным слушателем физико-математического факультета Петроградского университета.

После окончания института в 1917 году вернулся в Елисаветград. И сразу же оказался в центре революционного движения. В августе 1917 года он стал одним из основателей Елисаветградской организации меньшевиков-интернационалистов, в которую входил и Тамм. В сентябре 1917 г. был избран секретарем Елисаветградского Совета рабочих депутатов, вошел в состав Елисаветградского ревкома и участвовал в национализации елисаветградского отделения Русского банка, управляющим которого на тот момент был его отец!

Когда выяснилось, что петроградские лидеры меньшевиков-интернационалистов осудили Октябрьскую революцию, Гессен и Тамм вышли из партии. Тамм больше никуда не вступал, а Гессен стал большевиком. Когда мы готовили публикацию о елисаветградском революционном комитете, то очень удивились, увидев среди ревкомовцев Бориса Гессена. Как-то очень не вписывался молодой ученый в эту компанию – большинство елисаветградских революционеров были фронтовиками, рабочими завода Эльворти или крестьянами, приехавшими в Елисаветград искать лучшей доли и нашедшие себя в политической работе.

Как известно, после «национализации» банка елисаветградские ревкомовцы спешно покинули город, прихватив с собой миллион рублей на вооружение Красной гвардии. Гессен скрывался недалеко – в Шполе. Вернулся вместе с большевиками в апреле 1919 года, работал заместителем заведующего отделом народного образования, в мае принимал участие в обороне города от атамана Григорьева.

В августе 1919 г. Гессена перевели в Москву, он читал лекции для агитаторов, вел занятия в партийных школах. А в 1921 году его пригласили в Коммунистический университет им. Я. М. Свердлова на должность лектора по полит­экономии, спустя год он заведовал лекторским курсом университета. Он тут же позвал сюда в качестве лекторов школьных друзей – Тамма и Завадовского.

Игорь Тамм писал жене: «Что такое Свердловский университет? Партийная молодежь со всей России командируется туда на трехлетний курс для подготовки к общественно-политической работе. Формальные требования образования очень невелики, определяющим является общее развитие. Естественные науки преподаются постольку, поскольку это необходимо для создания научного мировоззрения (Борисина формулировка)». И далее: «Есть одно условие – материалистическое мировоззрение в философии, науке и общественных вопросах. (…) В философии в целом у меня нет вообще твердо установившихся взглядов, а что такое материализм в точных науках, я вообще не понимаю, – есть наука, и все».

Впрочем, и Тамм, и Завадовский согласились на «материалистическое мировоззрение». В 1922 году быть лекторами «Свердловки» означало иметь жилье в Москве, возможность заниматься наукой, читая всего три-четыре лекции в неделю, и работать в лабораториях лучших университетов страны.

Красный профессор

В 1924 году Гессен стал слушателем отделения теоретического естествознания Института красной профессуры. В современном понимании это была аспирантура с акцентом на изучение иностранных языков. Здесь Гессен подружился с А. А. Максимовым и В. П. Егоршиным. Эти фамилии стоит запомнить. Вскоре эти люди сыграют свою роль в судьбе Гессена. Все трое занимались философией физики и поддерживали линию Абрама Моисеевича Деборина. Авторы книги «Борис Михайлович Гессен» объясняют, что диалектики «деборинцы» исходили из того, что главное в марксистской философии – диалектическая методология. Они считали, что использование этой методологии позволит найти выход из того кризиса, в котором оказалась физика в связи с конфликтом традиционных представлений и идей квантовой механики и теории относительности. Их противники – «механисты» – считали, что роль философии сводится к обобщению совокупных результатов наук. (К ужасу автора, обойтись вообще без физики, философии и диалектического материализма в материале о Гессене оказалось невозможно.)

В 1926 году Гессена пригласили преподавать философию естествознания в МГУ. За следующие 10 лет он сделал головокружительную карьеру. Вскоре стал заведующим физическим отделением МГУ, деканом физфака, директором научно-исследовательского института физики Московского государственного университета и заместителем директора института физики АН СССР. Одновременно Гессен был редактором отдела физики Большой советской энциклопедии.

Здесь опять сыграла роль детская дружба. Оказавшись на руководящей должности, Гессен дал «зеленый свет» учителю Тамма Леониду Мандельштаму. Исследователи отмечают, что до этого научную школу Мандельштама в МГУ не особенно поддерживали. Игорь Тамм, в свою очередь, всячески содействовал тому, чтобы директором НИИ стал именно Гессен.

Хуже было с научной деятельностью. В 1929 году издательство «Московский рабочий» выпустило книжку Гессена «Основные идеи теории относительности». Изложив эти идеи доступно для неспециалистов, автор доказывал, что теория относительности – это конкретная реализация учения марксизма о пространстве и времени. С самого начала эта книга была принята физиками и философами очень благосклонно. Но спустя полгода коллеги разнесли труд директора института в пух и прах, обвиняя его в преклонении перед буржуазной наукой, «ослаблении партийной бдительности» и т. п. Авторы книги о Гессене пишут, что дело было не в самом труде: «Начальной точкой разгрома советской школы диалектического марксизма и Института философии Комакадемии стал отказ А. М. Деборина написать статью о Сталине как о великом философе к его 50-летнему юбилею. (…) Б. М. Гессен не был главной мишенью для разгромной команды. Чтобы громить его работы, надо было хотя бы немного разбираться в теоретической физике. Но у проработчиков неожиданно оказался сильный союзник – А. А. Максимов».

Нам, людям, далеким от физики, невероятно сложно представить себе эту научную дискуссию, где Гессена обвиняли в немарксистском понимании пространства и времени, где речь шла о том, что в статьях БСЭ, написанных лично Гессеном, - «Аксиома», «Волны», «Гаусс», «Геометрия» и др., «пропагандируется антимарксизм и меньшевиствующий идеализм». Как это? Как можно проявить антимарксизм, объясняя, что такое аксиома?

И далее по книге «Борис Михайлович Гессен»: «Все деборинцы каялись, и Б. М. Гессен тоже. Человек, привлеченный к ответственности по идеологическим обвинениям, должен был покаяться. И он каялся. Но покаяние в этой системе означало последующие непрерывные самоунижения и предательства». А Гессен каялся как-то вяло, без энтузиазма. «Он искренне считал, что находится среди доброжелательно настроенных коллег, - объясняют авторы книги. - Он судил о других по себе, а сам был добрым и великодушным человеком».

Особенно в травле Гессена отличились Максимов и Егоршин. Егоршин, еще вчера близкий друг, соавтор многих работ Гессена, закончил выступление словами: «Тов. Гессен говорил, чего от нас требует физика, а чего от нас требует партия, этого тов. Гессен не сказал». Исследователи творчества Гессена предполагают, что ученого особенно задело не то, в чем его обвиняли, а то, что обвиняли Максимов и Егоршин, – еще вчера не просто коллеги, а близкие друзья. Впрочем, Горелик в статье «Три марксиста в советской физике» пишет о том, что именно Александру Максимову мы обязаны тем, что знаем о Гессене хоть что-то: «От Гессена и Кольмана остались только считанные листочки – содержимое их личных дел. Но Максимов постарался за всех: в его архиве имеется замечательная коллекция бумаг – своих и чужих. Историки могли бы и поблагодарить Максимова за его коллекцию. Он, правда, собирал документы не для благодарных потомков, а в качестве компромата на современников. Но результат его архивных усилий впечатляет».

Американский историк Лорен Грэхэм писал: «В декабре 1930 г. сам Сталин вступил в дискуссию о положении в философии, заявив, что последователи Деборина – философское течение, к которому принадлежал и Гессен, – не были должным образом раскритикованы. Эта группа философов, как указывал Сталин, представляет собой сторонников “меньшевиствующего идеализма”, которым свойственны как философские, так и политические ошибки. За выступлением Сталина последовал официальный указ от 25 января 1931 г. о реорганизации советской философии… Наконец, незадолго до отъезда Гессена на знаменитый лондонский конгресс молодые “красные специалисты” из рядов коммунистической партии выступили с призывом к реконструкции естественных наук и потребовали, чтобы специалисты старого образца либо перевоспитались, либо ушли из науки».

Триумф Гессена

Любая статья о Гессене начинается с того, что в 1931 году на втором Международном конгрессе по истории науки и техники в Лондоне он сделал доклад «Социально-экономические корни механики Ньютона», который перевернул историю науки. С нашей, далекой от физики, точки зрения, это странно. Ну что такого судьбоносного можно было сказать о Ньютоне в ХХ веке?

Однако об этом докладе русского ученого вспоминают все, кто присутствовал на конгрессе. Доклад десятки раз переиздавался на Западе, в последний раз – в 2009 году. Об этой работе написано очень много – раз в десять больше, чем о ее авторе.

Доклад сегодня несложно найти в Интернете – и на русском, и на английском языках. Но если говорить очень упрощенно, то Гессен утверждал, что роль личности в науке не так велика, как кажется. Каждое научное открытие – это только ответ гения на потребности эпохи. Он продемонстрировал, что законы механики были открыты, когда возникла необходимость в строительстве дорог, каналов и шлюзов, что развитие артиллерии способствовало прогрессу баллистики в работах выдающихся физиков. И доказал, что не изобретение паровой машины привело к промышленной революции, а назревающая промышленная революция потребовала изобретения паровой машины. С этой точки зрения Гессен рассмотрел и механику Ньютона, и его теологические взгляды (Ньютон считал свои открытия доказательством Божественного порядка).

Профессор Массачусетского технологического института Лорен Грэхэм считает, что доклад Гессена преследовал двойную цель: «Обсуждая вопрос об отношении физики к экономике, Гессен эффектно прибег к каноническому марксизму… В подтексте его выступления просматривается следующее обращение к большевистским критикам релятивистской физики: “То же самое, что делаете вы в отношении Эйнштейна, я могу проделать и с Ньютоном; а посему давайте-ка лучше оставим физику в покое”…

На основании отчетов участников конгресса у меня сложилось недвусмысленное впечатление, что Гессен испытывал удовлетворение, всячески оскорбляя чувства съехавшихся буржуазных ученых своим кричащим выступлением. В конце концов он стал попросту развлекаться, поскольку аудитория как бы изъявила желание быть шокированной еще сильнее тем, что оказалась зачарована его докладом. Гессен знал свой марксизм на совесть».

Как бы ни была шокирована аудитория марксистской интерпретацией Ньютона, западные историки науки считают, что с этого доклада Гессена начались новая научная дисциплина – социология научного знания и новое философское направление – экстернализм.

Последний год

После убийства Кирова во всех учреждениях началась широкомасштабная кампания по поиску «врагов народа». В феврале 1935 г. один из сотрудников кафедры, бывший троцкист Подгорный покончил с собой, аспирант Гессена, бывший троцкист Апирин был исключен из партии.

3 марта 1936 г. партком МГУ вынес решение о том, что председатель Физической предметной комиссии Гессен проявил притупление партийной бдительности в отношении троцкистов. И уже в марте в НКВД обратился философ Александр Варьяш с просьбой (!) оградить его от нападок «группы реакционной профессуры» во главе с Гессеном, «врагов партии» Б. М. Гессена, Г. С. Ландсберга и И. Е. Тамма.

Сегодня, когда читаешь об этом, волосы на голове шевелятся. Речь ведь идет не о революционных матросах и не о неграмотных крестьянах. Речь идет о научной элите, людях, как ни крути, разумных и интеллигентных. Но Варьяш жил в своем времени… Старался и давний оппонент Гессена профессор Аркадий Тимирязев, отрицавший теорию относительности и квантовую механику, «сын памятника», как назвали его на физфаке. Он как бы боролся с оппонентом и «немного увлекся», вышел за рамки физики и философии… С несколькими разгромными статьями выступил в печати давний друг и «хранитель архива» Александр Максимов.

22 августа 1936 г. Гессен был арестован по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации и подготовке террористических актов. В МГУ началась масштабная кампания по ликвидации «гессенсоновщины».

И. Н. Головин в книге «Творцы атомного века» писал: «Декан физфака МГУ Борис Михайлович Гессен в 1936 году бесследно исчез…

Мы, студенты МГУ, знали Гессена как доброжелательного, но замкнутого человека. Комсомольцы и партийные студенты, может быть, слышали на партсобрании, в чем обвинялся Гессен, почему он получил ярлык “врага народа”. Я, как беспартийный, в ту пору узнавал об этом по кратким отрывочным сведениям от товарищей, которым, видимо, было дано указание не распространяться широко на эту тему. Но, так или иначе, однажды было назначено собрание физфака, насчитывавшего всего лишь 450 студентов и десятка три профессоров, доцентов и ассистентов. И весь физфак полностью вмещала Большая физическая аудитория, построенная еще знаменитым Умовым в прошлом веке. Собрание началось в середине дня. Председатель его добивался от Тамма и Ландсберга, чтобы они публично осудили Гессена. Начато было с того, чтобы оба рассказали о своих связях с Гессеном. Тамм признал, что они вместе учились и что он знал Гессена не один десяток лет. Оба признали свою дружбу с ним, но ни тот, ни другой не сказал о нем ничего плохого, и сколько председательствующий ни добивался, аудитория не услышала ничего порочащего Гессена ни как гражданина, ни как декана факультета.

Тамму и Ландсбергу повторно давали слово, они выступали перед всем составом физфака, заполнившего весь амфитеатр до самого потолка, но так и не сказали ни одного слова в осуждение своего арестованного товарища.

Поздним вечером изнуренный председатель заявил угрожающе, что “выводы будем делать позже”, и приступил к истязанию Семена Эммануиловича Хайкина…

После собрания Тамма сняли с заведования кафедрой теоретической физики, а Ландсберга – с заведования кафедрой общей физики».

Через несколько дней после ареста Гессен сознался в «контр­революционной троцкистской деятельности», во «враждебности к руководству ВКП (б) и т. Сталину» и с того момента, как пишут авторы его биографии, «подписывал самые фантастические измышления следователей». В том числе и то, что он лично создал террористическую группу для убийства Сталина. «Группа» (два аспиранта Гессена – Апирин и Рейзин) была арестована вместе с профессором.

20 декабря состоялось закрытое заседание Военной коллегии Верховного суда. В решении суда сказано: «Гессен и Апирин – участники контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической организации, осуществившей злодейское убийство т. С. М. Кирова и подготовившей в 1934-1936 гг. при помощи агентов фашистской Гестапо ряд террористических актов против руководящих деятелей ВКП (б) и Советского правительства». В тот же день Гессена расстреляли во внутренней тюрьме НКВД, его тело было кремировано.

В апреле 1937 года в Физическом институте АН СССР состоялось собрание, на котором ученые поддержали исключение из партии Рыкова и Бухарина и, конечно, не могли не поговорить о Гессене. Геннадий Горелик опубликовал все выступления по этому поводу. Они разные. Но нас больше всего интересует Игорь Тамм. К тому времени над ним самим нависла реальная угроза. Во всех доносах он фигурировал рядом с Гессеном как его ближайший соратник и лучший друг. После ареста жена Гессена Анна Яковлева приходила в МГУ, искала Тамма и долго с ним разговаривала (о чем тоже донесли в НКВД). В том же 1936 году родной брат Игоря Тамма инженер Леонид Тамм был осужден за вредительство на 10 лет лагерей (умер в 1937-м) и давал показания на «открытом процессе».

Итак, Тамм в 1937-м:

«Я ничего не скрываю, и если бы я когда-либо знал что-нибудь серьезное о вредительских действиях брата и Гессена – я бы сообщил об этом не только М. А. Дивильковскому, но и в соответствующие органы… Я доверял брату до самого момента его показаний на процессе и доверял Гессену до его ареста…

Если ставится вопрос так, что либо нужно сообщить что-то дополнительное, чего никто не знает, либо не получить общественного доверия, то, к сожалению, я обречен на общественное недоверие, потому что я больше ничего не могу сказать…

Тов. Маш говорил, что как будто бы ходят слухи о том, что мой брат арестован. Это не слухи…

Другое замечание тов. Маша – относительно слухов о том, что я в прошлом эсер. Я не собираюсь здесь излагать свою биографию, скажу только, что эсером я не был, а был в течение ряда лет меньшевиком-интернационалистом. Я был делегатом на первый съезд Советов в июне 1917 г. И когда Керенский заявил, что началось наступление, то при голосовании моя рука была единственной (кроме группы большевиков), которая поднялась против Керенского, и я помню, как тогда мне рукоплескали большевики, и в том числе тов. Ленин, потому что, повторяю, среди меньшевиков и эсеров моя рука была единственной… После этого я уехал в Елисаветград. Я был там членом ревкома. Когда после Октябрьской революции я узнал, что меньшевики остались на старых своих позициях, я вышел из меньшевистской партии.

Тов. Маш говорил здесь о том, что мне нужно показать себя на конкретной работе. Я считаю, что делаю это. Он, между прочим, заявил так, что, поскольку Гессен был вредителем, он, несомненно, искал среди близких себе людей сообщников и, мол, нужно присмотреться в этом отношении к Тамму и Ландсбергу. Я считаю, что прежде, чем бросать такого рода обвинения, нужно доказать, что я был втянут во вредительские дела Гессена. Если такое обвинение обоснованно – тогда нельзя меня оставлять на свободе и, во всяком случае, здесь на работе. Если же подобные обвинения не обоснованы, то так легко бросаться ими по меньшей мере недопустимо».

Жена Гессена Анна Ивановна Яковлева в марте 1937 года была исключена из партии и уволена из Музея Ленина, в котором работала, 15 мая 1937 г. по постановлению Особого совещания как член семьи «врага народа» вместе с двумя детьми выслана в Архангельскую область. 10 декабря арестована по обвинению в «недонесении на мужа». 9 декабря 1938 г. осуждена на 8 лет лагерей. В 1943-м Анна Ивановна была освобождена досрочно по инвалидности. А в 1954 году, сразу же после снятия судимости, вернулась в Москву и обратилась к Генеральному прокурору СССР с просьбой пересмотреть дело мужа.

Ни Анна Ивановна, ни бывшие коллеги Гессена до этого момента не знали наверняка, что он убит! Генеральная прокуратура пересматривала дело и опрашивала свидетелей почти два года. Заявление Тамма, которое мы цитировали в начале этого материала, написано как раз тогда.

21 апреля 1956 г. Б. М. Гессен был реабилитирован Военной коллегией Верховного Суда СССР, а в 1957-м восстановлен в Академии наук. Что сталось с его сыном Андреем и дочерью его жены от первого брака Евой Гудковой – неизвестно…