Станислав Боклан: «Основная наша задача – заставить человека почувствовать, что с ним что-то происходит»

После выхода «Поводыря» и «Слуги народа» его популярность стала огромной. Станислав Боклан относится к славе спокойно, делит ее с телевизором и его Величеством случаем. На фестивале искусств «Кропивницкий» они с Алексеем Вертинским показали спектакль по пьесе выдающегося французского драматурга Эрика-Эммануэля Шмитта «Загадочные вариации».

Хорошо, что мы поговорили со Станиславом до начала представления. Боюсь, после спектакля я бы не смог задать ему ни одного вопроса – великолепный актерский дуэт забрал у большинства зрителей все силы и эмоции.

– Станислав, откуда у мальчика из города Брусилов взялся такой яркий Божий дар?

– Я родился в Брусилове, но только потому, что в Брусилове был роддом. Это районный центр. А родина – 6 километров в сторону от Брусилова, село Краковщина, где хозяйничала польская пани, в ее поместье открыли школу, и я там учился 3 класса. Я жил с бабушкой до 10 лет.

У бабушки были свои принципы, свои взгляды на жизнь и свои отношения к людям, она воспитывала троих детей, потеряв мужа на вой­не. И долгое время не получала пенсию, потому что дед пропал без вести. Потом родители меня забрали в город Киев, во двор, где в основном жили дети лимиты. И пошло-поехало. Вино, сигареты, ранняя любовь и все такое… Я даже не знал, что есть такой театральный институт. Мой товарищ готовился, я за компанию пошел с ним поступать в 79-м году, а поступил… в 80-м. Точно так же не поступил в 79-м Леша Горбунов, которого вы знаете, а поступил в 80-м.

– Вашему списку ролей в театре может позавидовать любой, даже самый известный театральный актер. Дон Жуан, Городничий, Астров, Треплев, Клавдий… А какую свою роль вы выделяете для себя лично?

– Скорее, это не роли, а этапы в жизни. Сейчас я буду говорить шаблонно несколько, но, смотрите, у меня были встречи с огромным количеством режиссеров. И это были встречи проходящие или такие, которые стали ступеньками на моем творческом пути. Все эти встречи помогали мне как-то потихоньку понимать профессию, потому что она на самом деле бездонная. И если рассуждать о том, чему я научился в этой профессии, то, наверное, я бы говорил о том спектакле, который вы будете видеть сегодня, – «Загадочные вариации» Шмитта. Потому что, когда два человека два часа на сцене, и чтобы это было любопытно зрителю, – это очень непросто…

– На вашем счету около 100 фильмов. А какие роли стали в вашей актерской судьбе знаковыми?

– Ну это знает вся страна, поэтому тут я обманывать не буду. «Поводыря» знают все, я думаю. Хотя это, опять-таки, цепочка случайностей. Вы знаете, эту роль должен был совсем другой артист играть, и даже не один, поначалу должен был играть американский актер, потом российский актер украинского происхождения… Но как-то у них не сложилось, и вдруг вспомнили обо мне. Но могли и не вспомнить… Эта роль меня сделала достаточно популярным, я это чувствую по интересу зрительскому. Сложно было ходить по улице, потому что меня все хотели сфотографировать.

Но мне кажется, что первый виточек, первый знак – это, помните, был такой сериал «5 минут до метро». Мы думали, что снимаемся в странном продукте, оказалось – в классическом, по сравнению с тем, чем мы сейчас занимаемся. Потом был «Поводырь», конечно, потом – «Слуга народа». Я очень надеюсь, что обо мне люди узнают и благодаря словацкому фильму «Межа», потому что он находится в мировом прокате, хотя у меня там не очень большая роль.

Знаете, это же все могло пройти мимо на самом деле. Это просто фильму повезло или нам повезло, что произошел такой слом общественной жизни в сознании, и вдруг «пымк» – и на древние сюжеты возникает фильм. Людей же не заставишь восхищаться, радоваться, переживать, или плакать, или хлопать в конце фильма, потому что это настолько индивидуальный порыв. Я же видел, как люди вставали в зале, и они хлопали сами себе. Я не думаю, что они хлопали мне. Они хлопали своему ощущению внутреннему, своим эмоциям. Потому что основная-то наша задача – заставить человека почувствовать, что с ним что-то происходит.

– Боклан и Зеленский. Как сложился этот уникальный тандем? Во второй части «Слуги народа» есть короткая сцена прощания в аэропорту – совершенно потрясающая, после которой понимаешь: этих людей связывает нечто большее, чем сценарий.

– Конечно. Смотрите, мне кажется, что все люди, работающие как и в «Поводыре», так и в «Слуге народа», – это одна команда, команда единомышленников. Нам так хотелось сделать качественный продукт, что на самом деле о нем только и думалось, им только и жилось в этот период, хотя на самом деле работы были и вне. Я имею в виду всю команду, всех, кто работает рядом с Зеленским. Понимаете, есть же еще и человеческие качества. Мы все непростые. Мы все сложные люди. Мы все со странными характерами, с самолюбием, эгоцентризмом. Но вот случается нечто такое, что объединяет, когда возникает какая-то влюбленность друг в друга, не сексуального порядка, а порядка творческого, но возникает. И тогда офигенно комфортно работать. Для тебя как бы не существует момента непонимания всего того, что ты делаешь. И тогда возникает такое партнерство, как в танце двух потрясающих танцоров, когда любое движение отыгрывается…

Хотя мне нравится больше другая сцена. Когда мы с Володей едем в автобусе, и я ему говорю о той даме, которая его предала. Кстати, очень многое не вошло в фильм, это все будет в сериале.

– Ваше отношение к телевизионным шоу-проектам. Как часто вас туда зазывают?

– Меня зазывают очень часто, но вы меня там не видите. Знаете, я профессиональный человек и пытаюсь очень честно относиться к своему делу. И я за это отвечаю, как любой мастер за свою работу. Для меня очень важно мое реноме, очень важен рейтинг, который подчеркивает мою работу. Я не умею танцевать так, чтобы это вызывало восторг зрителя, а быть просто смешным человеком, к примеру, или печальным человеком в этом моменте – не хочу.

Поэтому я не ищу в себе специалиста по сексу, юриста, адвоката. Это не моя работа. Я говорю: «Давайте тогда сделаем такую передачу: “Звезды оперируют”. Будем резать. Ну, если мы все умеем, давайте мы будем резать. Давайте! Ну не получилась операция! Ну меньше баллов наберем. Ну мало ли. Хорошо, следующего приведите, на нем поучимся. Я все-таки считаю, что все мы должны тешиться и баловаться, но в том материале, в чем мы знаем толк.

– В чем прелесть спектакля «Загадочные вариации» с вашей точки зрения?

– Если бы я видел этот спектакль… Я себя не представляю с другой стороны зала…

– Вам классно в нем играть?

– Смотрите. Мы же все люди-человеки. И мы знаем, что такое любовь, предательство, дружба, ненависть, подлость, и мы наподличаем, но оправдываемся, мы умеем себя оправдать. И мне так кажется, что все то, что лично для меня как человека существует, все это есть внутри наших героев. Послушали бы меня театральные критики… И вот, пытаясь разобраться в том, как вы сегодня будете смотреть на наших героев, точно так же одновременно разбираюсь в себе я. Потому что мне очень нравится этот материал, мне очень нравится то, про что мы играем.

Я не знаю, как мы будем сегодня играть. Не знаю, потому что каждый раз не знаю, как пойдет. Мы играем сто раз этот спектакль, и сто раз это разные спектакли, это же и настроение, и усталость, и раздражительность, и наши личные с Алексеем Вертинским какие-то отношения. Но вы можете себе представить богатство этого материала, когда он хорош, как его ни раскручивай. Понимаете? И он о людях, он об одиночестве, он о любви, он о дружбе, он о смысле жизни и т.д. Шмитт как-то вот смог, он гениальный вообще драматург, сумел такой подарок сделать к юбилею Алена Делона – подарить ему такую пьесу, такую роль – это дорогого стоит.

– Как вы сами считаете, лично вы много потеряли в кино и театре с разрывом культурных отношений с Россией?

– Я думаю, что мы все как потеряли, так и приобрели. Потерял друзей, очень многих, потерял друзей не в смысле физической потери, а потерял друзей, которые вдруг подумали, что они что-то знают и понимают в том, что происходит. Потому что мне кажется, что самая главная проблема – мы не знаем, что происходит на самом деле.

Я никогда в жизни о таком не думал. Я мог бы любую национальность или нацию предположить нашим недругом, кроме России, потому что у меня жена из Челябинска, у меня столько друзей было в России среди артистов, с которыми я работал. И у меня были планы огромные. Меня уже стали приглашать на высший эшелон, когда все это оборвалось.

С другой стороны, я об этом не жалею. Не жалею в том смысле, что прекратилось засилье России на «теренах» украинского кинематографа. Наши продюсеры вдруг увидели, что существует очень много талантливых людей и у нас. Вдруг увидели! И ушла вот та главная печаль, которая долго мучила всех: для того, чтобы о тебе стали хорошо говорить здесь, надо было сняться в Москве, сняться в Петербурге, чтобы россияне тебя заметили, и тогда здесь сказали: «Ах, раз там тебя снимают, значит, ты чего-то стоишь и тут».

Но самая главная беда – я потерял многих друзей, когда люди стали говорить, что мы по разные стороны баррикад. Я все время пытался понять, какие баррикады они имели в виду? Мы должны быть людьми, которые понимают, что есть проблема, жутчайшая проблема, и она косит огромное количество жизней человеческих, и нужно отстаивать свое, свое, но не лезть в чужое. И большим огорчением стало то, что те люди, с которыми я дружил, вдруг оказались с такими большими губами, которые сильно любят целовать в зад собственную власть.

– Украина в последние годы постоянно ищет своего Моисея. Кому как не вам, сыгравшему в «Поводыре», порассуждать о том, куда идти стране, с кем, и как закончить эту войну проклятую?

– Ну если бы я знал ответы на все эти вопросы, то я бы вам сказал. Я не знаю. На самом деле я не знаю. Огромное количество людей пытаются разобраться в этом всем и никак не могут. Я думаю, что и мы с вами не разберемся. Я могу рассказать о своем, о внутреннем. Меня все это огорчает до невозможности. Я так хочу, чтобы мой внук, которому год и 9 месяцев, не хотел уехать из этой страны, понимаете, не хотел, потому что я знаю бесконечно многих людей, которые хотели бы сейчас, прямо сейчас, встать и уехать из этой страны.

Я знаю, что войну нужно прекращать, но я уже не дам рецепта, потому что его пока нет, этого рецепта. Если бы он был, тогда мы как-то бы уже могли подвести черту под всем этим. Потому что у каждого есть какой-то свой интерес. И вот пока у каждого будет свой, а не единый и общий для всех, так оно и будет продолжаться.

– Спасибо, замечательно поговорили.

– Да пожалуйста…