«Человека воспитывать можно только добром»

100-летие Василия Александровича Сухомлинского, которое будет отмечаться в этом году, – событие, безусловно, не рядовое. Эта дата включена даже в международный календарь ЮНЕСКО. Теоретически это означает, что столетие директора павлышской школы будут праздновать во всем мире при участии крупнейшей международной организации по вопросам образования и культуры. Но что мы на самом деле знаем об этом человеке?

Василий Александрович был очень плодовитым писателем. За двадцать лет он написал больше сорока книг, сотни статей, около полутора тысяч коротких детских сказок-притч. Однако о нем, о его педагогической системе написано и сказано в сотни, а то и в тысячи раз больше! Несколько поколений ученых-педагогов построили карьеры на изучении его педагогического наследия. О нем сняли несколько десятков документальных фильмов: в 60-е, 70-е, 80-е годы, да и современных хватает. Но за всем этим совершенно не видно директора сельской школы, человека тяжело больного, но очень энергичного, идеалиста, поставившего перед собой невероятно амбициозную цель – построить по-настоящему гуманное общество в отдельно взятом селе…

Когда видишь его на экране, слышишь его медленную, с расстановкой, речь (в самых старых фильмах о Сухомлинском снимали и его самого), то возникает ощущение какого-то диссонанса. Вот этот дядечка, типичный сельский интеллигент, – это и есть тот самый титан украинской педагогики, самостоятельно выучивший восемь иностранных языков, блестящий ученый, членкор академии наук?

Готовя этот материал, мы перечитали статью Виктора Громового «Я ніколи в житті не належав собі», написанную 10 лет назад – к 90-летию Сухомлинского. Виктор Владимирович писал о том, что Сухомлинского сегодня используют, им прикрываются, его мифологизируют, вульгаризируют и совершенно не понимают, как не понимали и в 60-е годы прошлого века. Громовой пишет прежде всего о педагогах, но многие наши коллеги-журналисты занимаются тем же. Мифологизация, даже канонизация образа Сухомлинского привела к тому, что иногда о нем пишут совершенную ересь. Так, например, на сайте «ThePerson: биографии выдающихся украинцев» мы прочли, что Сухомлинского похоронили на школьном дворе! А в газете «День» вычитали, что он знал наизусть всего (!) Шевченко и Лесю Украинку. Подобные детали не добавляют образу украинского педагога реалистичности, скорее он становится гротескным. Человек, неизвестно с какой целью выучивший 18 томов прозы, поэзии и драматических произведений, согласитесь, вызывает больше недоумения, чем восхищения…

Мы не будем рассуждать о педагогической системе Сухомлинского. Это уже делают тысячи специально обученных людей. Просто постараемся понять, что за человек он был, к чему стремился, на что рассчитывал, «отдавая сердце детям».

«Целая пропасть времени…»

Василий Александрович Сухомлинский родился 28 сентября 1918 года в селе Васильевка Александрийского уезда (сейчас Онуфриевский район), как принято писать, «в бедной крестьянской семье». Его отец Александр Емельянович был плотником и столяром как до революции, так и после, мать – Оксана Иудовна – домохозяйкой. Все их четверо детей окончили педвузы и стали сельскими учителями.

После окончания семилетки в 1933 году Василий Сухомлинский уехал учиться в Кременчуг. Сначала поступил в медицинский техникум, потом бросил и стал учиться на рабфаке. А после его окончания поступил в учительский институт, но и там проучился всего пару месяцев. Вернулся домой и в 17 лет стал преподавать в сельской школе, директором которой был его старший брат. Впрочем, потом он опять поступил в педагогический институт – уже на заочное отделение, на факультет украинской филологии. И, окончив его в 1938 году, стал учителем уже в онуфриевской школе.

«Перед войной, – писал Василий Александрович, – были самые радостные надежды, хорошие планы, светлые ожидания и мечты. Я познакомился с девушкой, очень красивой и умной. Она окончила учительский институт, мы стали работать вместе. Невеста моя преподавала английский язык, и я поставил перед собой цель – изучить еще английский язык. В начале вой­ны меня направили на учебу в военно-политическую академию. После окончания курсов политруков выехал на фронт».

В предисловии к немецкому изданию книги «Сердце отдаю детям» Сухомлинский подробно описал дальнейшие события: «В 1941 году моя жена, Вера Петровна, окончила Кременчугский учительский институт. Мы собирались устроиться в той школе, где я работал. Мы были молоды и полны радужных надежд на будущее.

Наши надежды разрушила вой­на. С первых дней войны я ушел на фронт. Никто тогда не мог предположить, что через пять недель на берега Днепра придут фашисты. Я верил, что скоро вернусь с победой. Расставаясь, мы мечтали о том, что у нас будет сын или дочь.

Но пожар оказался не таким, как думалось. Я не получил из дому ни одного письма. Село, где у своих родителей жила жена, было оккупировано фашистами. Жена с двумя подругами распространяла листовки, сброшенные нашими летчиками, перепрятывала бежавших из плена советских солдат, прятала оружие и передавала его пробиравшимся через Днепр советским воинам. Она была арестована гестапо. (…)

В застенке у Веры родился сын. (…) Гестаповец отвязал сына, поднес его к жене и сказал: “Если не скажешь фамилии руководителей организации, ребенок будет убит”. И убил. А Вере выкололи глаза и повесили во дворе тюрьмы.

Это было как раз тогда, когда я, сражаясь на фронте, был тяжело ранен под городом Ржевом. У меня прострелена грудь, несколько осколков металла и сейчас еще сидят в легком. (…)

Когда наш Онуфриевский район был освобожден от фашистов, я, приехав домой, узнал о страшной трагедии. На допросе я слушал показания предателя-полицейского, который присутствовал во время пыток. (…) Не забуду я никогда, как гестаповец убил сына, ударив головкой о каменную стену, так, что кровь залила стену. Не забуду никогда, как маленькое тельце фашистский ублюдок – предатель-полицейский выбросил в мусорную яму, стоявшую во дворе тюрьмы, как несколько дней торчали из ямы ножки…

(…)

Я опять пошел в школу. Работать, работать, работать – в этом я находил хотя бы в какой-то мере забвение от горя. Целые дни я был с детьми. А ночью просыпался в два, в три часа и не мог уснуть – работал. Ждал с нетерпением утра, когда зазвучит звонкоголосое детское щебетанье. И сейчас я каждое утро жду детей – с ними мое счастье. Подобно герою романа М. Шолохова “Поднятая целина”, я взялся за изучение немецкого языка. Верил (и сейчас верю), что когда-нибудь мне суждено будет встретиться со зверем, истязавшим и убившим мою жену и моего сына, и я смогу сказать ему по-немецки то, что я думаю вот уже двадцать пять лет, то, что никогда не забывается и никогда не прощается. Я изучил немецкий язык и знаю его в совершенстве. Потом принялся за польский, чешский, болгарский, английский, французский, испанский, японский. Изучил эти языки, а времени все равно много от двух часов ночи до утра – целая пропасть времени». (Цитируется по книге Константина Григорьева «Не могли иначе»).

«Соло в сопровождении»

После тяжелого ранения Сухомлинский лечился в госпитале в поселке Ува под Ижевском, а в 1942 году стал директором школы в этом же поселке. Кстати, в этой школе, как и в павлышской, есть небольшой музей педагога. В нем хранятся, кроме прочего, военные письма. Увинский краевед А. Артамонов опубликовал некоторые из них. Сухомлинский все время писал письма на родину: «3дравствуйте, мама! Если вы живы, сообщите мне о себе. Я жив и здоров, был на фронте… Тяжело ранен и теперь уволен из армии. Мой адрес: Удмуртская АССР, ст. Ува, средняя школа», но они неизменно возвращались.

В Уве работалось совсем не так, как в довоенной Онуфриевке. В школе, которую возглавил Сухомлинский, было больше тысячи учеников – 34 класса с тремя разными языками обучения: русским, татарским и удмуртским. Учились в три смены, с 8.00 до 19.30. Первым же своим приказом по школе новый директор обязал учителей обойти всех учеников до начала учебного года и выяснить, у всех ли есть одежда и обувь, чтобы прийти в школу 1 сентября…

Вероятно, о смерти жены и сына молодой директор школы узнал еще в Уве. В 1943 году он познакомился с работницей тамошнего отдела образования Анной Ивановной Девятовой, которая приехала с проверкой в школу. Был ли у них роман, история умалчивает, но они переписывались около года. И в 1944 году Сухомлинский сделал Девятовой предложение. На родину он вернулся уже с новой женой – учительницей русского языка.

Нам бы очень хотелось написать именно об Анне Ивановне. По какой-то причине о ней написано очень мало. А ведь она не только создавала вместе с мужем «школу радости» и преподавала в ней, но и растила детей, обеспечивала быт великого педагога, даже одевала его сама. Их дочь Ольга Васильевна в одном из интервью рассказывала, что отец, скорее всего, даже не знал своего размера одежды и обуви. Все эти костюмы и галстуки покупала Анна Ивановна – специально ездила за ними в Кременчуг. Как ей вообще жилось, пока ее муж «отдавал сердце детям»? Чужим детям, особенное внимание уделяя тем, кто рос в неполных и неблагополучных семьях. Его собственные дети под это определение не подпадали, но при этом обделенными себя не чувствовали – и это, наверное, тоже заслуга Анны Сухомлинской. Добавьте к этому неспанье Сухомлинского по ночам, его традиционный рабочий день – с четырех утра до семи-восьми вечера, тяжелую болезнь… Именно Анна Ивановна собирала все его публикации и все публикации о нем (ему, человеку творческому, увлеченному идеей, было не до того), именно она после его смерти разбирала и систематизировала его архив, готовила к публикации то, что еще не было опубликовано.

Но о ней самой известно очень мало. Журналист газеты «День» Людмила Рябоконь в 2003 году взяла интервью у Анны Ивановны. Опубликованы отрывки из их бесед были уже после смерти Сухомлинской в статье «Педагогическое соло в семейном сопровождении». Это единственный (!) рассказ об этой женщине, который нам удалось найти. Анна Ивановна рассказывала, что она совсем не мечтала о жизни в украинском селе. Муж уговорил ее съездить «погостить». Но, как только супруги приехали в Онуфриевку, Василию Александровичу сразу же предложили возглавить районо, а Анне Ивановне стать директором средней школы. Дело в том, что они были не просто двое педагогов с высшим образованием, они не были под оккупацией. В 1944 году это имело огромное значение. Сухомлинские остались в Онуфриевке.

После ранения Сухомлинский всю жизнь тяжело болел. Левая рука практически не действовала, осколки, оставшиеся в легких, постоянно двигались, болело сердце. Любое, казалось бы, незначительное, душевное потрясение могло стоить ему жизни. Сам Сухомлинский писал в 1967 году, что, прочитав в «Учительской газете» статью «Нужна борьба, а не проповедь», автор которой обвинял его в «абстрактном гуманизме», потерял сознание и попал в больницу. (Как же хорошо, что во времена Сухомлинского не было «Фейсбука»!)

Впервые Сухомлинский надолго слег в 1947 году. А выздоровев, неожиданно для всех попросился директором в сельскую школу. Его направили в Павлыш.

Великий эксперимент

Почему Сухомлинский, который уже при жизни имел всесоюзную славу, остался в Павлыше? Его дочь Ольга Васильевна в одном из интервью ответила на этот вопрос: «Помню, заехал ко мне в гости, когда я училась в Киеве и жила на квартире, подошел к окну, посмотрел на многоэтажные дома и сказал: “Боже мой, не представляю, как здесь люди живут. Словно пчелы в улье! Я бы никогда не смог жить в большом городе”».

И все-таки? Что выбрал для себя Сухомлинский? Земская школа в Павлыше была построена еще в 1910 году. Красивое, но небольшое здание, рассчитанное на несколько десятков мальчиков, учительская квартира при школе. Именно эту квартиру заняли Сухомлинские. Григорий Клочек в статье «Константы Василия Сухомлинского» пишет об особенностях учительского жилья. В кабинет директора два входа – из гостиной и из школы. Через несколько лет «домашняя» гостиная стала библиотекой – вроде бы частной, но в нее в любое время, пройдя через кабинет директора, могли зайти все учителя и ученики школы. «Скажете, мелочь, не стоящая внимания, – пишет Клочек. – Но нет, все намного сложнее: она красноречиво говорит, что для Сухомлинского не существовало границы между личной жизнью и жизнью школы».

В послевоенные годы в павлышской школе, как когда-то в увинской, учились в три смены. Учителя и ученики сами строили новые корпуса, мастерские и т.п. Добавьте к этому отсутствие электричества! В Павлыше оно появилось только в начале 1960-х. К тому времени Сухомлинский при свете керосинки уже написал кандидатскую диссертацию и несколько книг, стал членом-корреспондентом академии наук, выучил восемь иностранных языков!

Сначала Василий Александрович преподавал украинский язык и историю в старших классах. Потом стал учить первоклашек и вести их до седьмого класса. Долгие годы директор вел дневники на каждого ученика. В книге «Рождение гражданина» Сухомлинский писал: «С годами в моей библиотеке накопились десятки тетрадей и блокнотов; каждый из них был своеобразной летописью жизни маленького гражданина, его судьбы, – от первых дней пребывания в школе до зрелости, часто до того волнующего дня, когда тот, кто был озорником, сорвиголовой, приводит в школу сына или дочку и говорит: “Принимайте, это я в иной форме…”». Позже в «зеленые классы» и «комнату сказок» стали приходить и малыши с четырех-пяти лет, а для их родителей Сухомлинский создал «Родительский университет».

В своих книгах Василий Александрович пишет об идеальном павлышском сообществе. Старшеклассники проходят курс «Семья, брак, любовь, дети», обдуманно вступают в отношения. Родители малышей все сплошь посещают «родительский университет», а председатель колхоза отправляет в отпуск за свой счет «отцов-неудачников», чтобы они больше времени проводили со своими «трудными» детьми, при этом приговаривая: «Лучше обществу потерять сто рублей, чем потерять обществу одного человека».

Конечно, на деле все было не совсем так. Виктор Громовой пишет, что даже среди учителей павлышской школы было немало тех, кто не понимал, что и зачем делает Сухомлинский. «Были и такие, которые утверждали: и у нас ничего такого нет, он пишет неправду в своих книгах и статьях! На мой взгляд, никакой предвзятости у этих людей тогда не было. Они хоть и были рядом с Мастером, но были от него слишком далеко. Они жили в другом педагогическом измерении и не могли увидеть той педагогической реальности, которую творил Сухомлинский, – пишет Громовой. – Только тогда, когда его официально признали, и те, кто не понимал, и те, кто откровенно травил, сразу же стали “соратниками Сухомлинского”».

Да простят меня «сухомлиноведы», но чем больше я читала самого Сухомлинского, тем больше утверждалась в мысли, что он хотел быть не учителем, не воспитателем, не директором школы, а ТВОРЦОМ по-настоящему гуманного социалистического общества, пусть и в отдельно взятом селе. Он хотел САМ вырастить это общество. И именно поэтому оставался в Павлыше.

Сухомлинский не был заперт в павлышской школе, он объездил весь Союз и сам, и вместе с семьей на каникулах, бывал на Кубе, в ГДР, Венгрии, Болгарии. Но всегда спешил домой. Здесь его рабочий день всегда начинался в четыре утра, до восьми он работал в кабинете, в восемь выходил на порог встречать учеников. Больше двадцати лет директор ежедневно встречал детей, всматривался в их лица, видел, у кого проблемы дома, кто пришел в плохом настроении, для каждого находил отдельные, именно ему предназначенные слова. Типа «Как твой скворечик? Выздоровела у него уже лапка?» и т.п. (видимо, дневники помогали). После уроков занимался хозяйственной деятельностью (а в павлышской школе было огромное хозяйство: собственная пасека, мастерские, огороды, виноградники) и кружковой работой.

Дети в Павлыше сами делали сеялки в мастерских, сами сажали пшеницу, собирали, обрабатывали и пекли хлеб. С третьего класса желающие могли учиться ездить на мотоцикле (для этого сделали специальный маленький мотоцикл), а потом и на тракторе. В школе работали над тем, чтобы все выпускники 11 класса, и девочки, и мальчики, умели водить трактор и комбайн! При школе было огромное количество самых разных кружков: от французского языка до кукольного театра. Но больше практических: юных агротехников, механиков, селекционеров, пчеловодов, цветоводов и т.п.

Приходилось читать, что вечерами Сухомлинский сидел на порожке школы, и к нему шли «ходоки» – взрослые жители села, которые хотели что-то узнать (Сухомлинский выписывал 26 газет и журналов и выполнял роль местного информ­агентства), составить официальное письмо и т.п. Домой возвращался затемно.

Всегда и со всеми вежливый, доброжелательный, не осуждающий, он, тем не менее, или, может, именно благодаря этому создал какую-то незримую грань между собой и всеми остальными. В одном из документальных фильмов о Сухомлинском съемочная группа взяла интервью у учительниц павлышской школы – учениц Сухомлинского. Одна из них сказала: «В послевоенные годы учитель вообще воспринимался иначе. А Василий Александрович… Он был для нас не то чтобы Бог, но… Невозможно было представить, что он живет так же, как мы. Помню, мы ехали на экскурсию в Белоруссию – старшеклассники, учителя. Остановились пообедать, разложили еду. Василий Александрович подошел: “Ой, девочки, какие у вас пирожки! Наверное, вкусные”, взял пирожок и стал есть. Я была поражена! Василий Александрович стоял и ел пирожок! Такой же, как я. Мне это казалось невероятным».

Сухомлинский не успел завершить свой эксперимент по построению идеального общества. Фактически он его только-только начал. В отличие от современных реформаторов системы образования, он не планировал изменить все за два года. Но слишком рано умер – в 51 год, по-хорошему, у него впереди могло быть еще лет двадцать-тридцать…

О коммунистических идеалах и марксистско-ленинской философии

Сегодня модно писать о том, что в советское время заслуги директора сельской школы были сильно преувеличены. Мол, его выбрали среди множества равных талантливых педагогов в первую очередь за прекрасную биографию – крестьянское происхождение, фронтовик, еще и тяжелораненый, член КПСС с 1943 года. А тут еще и трудовое воспитание – очень модное в шестидесятые годы. Да и сам Василий Александрович старался – щедро иллюстрировал свои произведения примерами из жизни Ленина и рассуждениями на тему коммунистических идеалов и коммунистической педагогики (кстати, когда просто читаешь Сухомлинского, не анализируя текст специально, то этого практически не замечаешь). В общем, идеальный герой…

Может быть, доля истины в этом и есть. Но на самом деле Сухомлинскому было не так уж легко. Многие столичные профессора откровенно ненавидели «выскочку», многие его коллеги – директора школ – относились к нему так же. Его книгу «Сердце отдаю детям», которая позже была издана на 37 языках, украинское издательство «Радянська школа» возвращало несколько раз.

Анна Ивановна Сухомлинская рассказывала в интервью: «Как-то к нам приехал директор школы-интерната Юрген Польцин из ГДР и просто пришел в восторг от самой школы, а “Сердце отдаю детям” так его увлекло, что он решил обязательно добиться ее опубликования. Благодаря стараниям Польцина книга была издана… в Германии на немецком языке в 1968 году! Министр образования ГДР Маргот Хоннекер по достоинству оценила труд украинского ученого и распорядилась срочно издать книгу». Только после этого, в 1969 году, книга была напечатана в СССР.

Вертикаль системы образования тогда, как и сегодня, не слишком способствовала развитию действительно новой школы. Сухомлинский писал директору московской школы, профессору Эдуарду Костяшкину: «Очень радостно, что есть единомышленники, которых тревожит будущее педагогической науки. А в ней в самом деле творится что-то странное. Мне кажется, что многие наши педагоги, которые управляют нашим кораблем, сами не любят ни школы, ни детей: больше того, кое-кто из них глубоко ненавидит педагогику. Никакой педагогической мысли в рубке этого корабля нет. Люди отстаивают часы своей “вахты”, и все. Вы правы, об этом надо писать, кричать надо. Думаю, что придет время, когда мы вместе с Вами скажем об этом во всеуслышание».

С другой стороны, и оппозиционером, борцом с системой Сухомлинский тоже никогда не был. Именно поэтому все его «коммунистические идеалы» даже сегодня не режут глаз. Н. Богатырева в статье «Василий Сухомлинский: “Верь в человека, и он станет человеком!”» пишет: «В понимании Сухомлинского с этим словом было связано все самое чистое, высокое и благородное. Коммунистический идеал, по Сухомлинскому, это высшая человеческая красота – красота труда на благо общества, народа, Отечества».

Сам Сухомлинский писал: «Человек при коммунизме будет, по-моему, прежде всего добрым. Чувствование человека, духовная потребность в другом человеке – вот, на мой взгляд, самая главная черта человека будущего».

Сухомлинский «для домашнего использования»

Готовя этот материал, я по-настоящему увлеклась Сухомлинским и очень пожалела, что не читала его раньше. В книгах «Родительская педагогика», «Сердце отдаю детям», «Рождение гражданина», в повести «Семья несгибаемых» Сухомлинский пишет о вещах простых и ясных. О том, что ребенка не нужно воспитывать словами, ему не нужно объяснять, что такое хорошо и что такое плохо, – достаточно демонстрировать ему это своим собственным примером. О том, что совершенно неважно, кем станет ребенок: ученым или механизатором, главное, чтобы был человеком. И дает много практических советов родителям.

Педагог утверждал, что заниматься умственным трудом ребенок должен только в первые 5-10 часов после пробуждения (в зависимости от возраста). «На многих фактах мы убедились, что, если ребёнок в течение нескольких часов перед сном сидит за уроками, он становится неуспевающим». Домашнее задание, по Сухомлинскому, ребенок должен делать быстро и сам – если ему помогают родители или другие дети, такое задание теряет смысл.

«Никогда не поднимает руку на другого человека тот, кто в детстве близко к сердцу принимает радости и горечи другого человека, кто готов отдать свою радость, свое благополучие во имя того, чтобы отец, мать, сестра, брат, дедушка, бабушка не знали горя, страданий. Настроить самую тонкую струну в человеческой душе – человечность – это значит прежде всего научить маленького человека творить радость для другого человека».

И Сухомлинский учил детей этой радости! Он описывает, например, как они выкопали в школьном саду цветущий розовый куст и ночью, тайком от всех, посадили его перед окном пожилой одинокой женщины.

Некоторые положения педагогики Сухомлинского удивляют. Педагог пишет, как он, директор школы, искренне радовался, когда «трудный» ребенок обиделся на учителя и не желал отступать. Его радовало, что ребенок не хочет мириться с несправедливостью. Ведь если учить ребенка мириться с несправедливостью по отношению к себе, то он легко будет мириться и с несправедливостью вообще. Логично, правда?

А вот про самых маленьких: «На детский лепет взрослого человека неискушенное детское сердце откликается капризами. Я всегда остерегался опасности сбиться на этот тон и, ни на мгновенье не забывая, что передо мной дети, видел в маленьком человеке будущего взрослого гражданина. Мне казалось исключительно важным такое обращение тогда, когда речь шла о труде. Самое плохое, что нередко сопровождает труд детей, это мысль, что они делают большое одолжение взрослым и поэтому заслуживают большой похвалы, даже награды».

«Трудно разбудить маленького ребенка на рассвете, трудно повести его в сад, в поле – так сладок сон. Но помогите ему в первый раз преодолеть эту трудность, откройте ему глаза на красоту утренней зари, пусть он прислушается к музыке рождающегося дня, – и потом он сам не поленится встать на рассвете, пойдет любоваться красотой природы и не будет жалеть потом, что прошли годы, а он проспал ее…»

«В тихое майское утро собрались мы в школе. До восхода солнца пришли на опушку леса. Это был мой любимый уголок, с этого места открывается чудесный вид на большой пруд, в зеркале которого отражается вся игра красок рождающегося дня. Сели на траву.

С волнением я ожидал, как откликнутся детские сердца на изумительную красоту утренней зари. Я рассказал детям сказку, родившуюся в моей голове здесь же.

— Где-то далеко, за горами и морями, живет Волшебник. Он – Творец Красоты. Он счастлив только тогда, когда его красоте радуются люди. Он добр. Каждую ночь он вспахивает большое поле и сеет на нем маки. К рассвету маки расцветают. Огромное, безграничное поле маков – вот что такое розовое небо, которое вы видите, дети. Видите, как играет, трепещет солнечный луч на каждом маковом лепестке…

Дети слушали, затаив дыхание…»

Сказки Сухомлинского – это отдельная тема. Сам Сухомлинский их как литературные произведения не публиковал. По всей видимости, он не считал их литературой, скорее вспомогательным материалом, дидактическими пособиями, которые помогают маленькому человеку познавать жизнь и учить родной язык. Судя по всему, на самом деле их было не 1,5 тысячи, а во много раз больше – Сухомлинский сочинял сказки по любому случаю, просто некоторые записывал.

Эти коротенькие истории действительно чудесны, они заставляют ребенка думать, сопереживать, помогают разобраться с абстрактными понятиями, учат той самой человечности, которую Сухомлинский ставил во главу угла. Только читать их нужно по одной, давая ребенку додумать, осмыслить услышанное.

Теперь о наследии. На самом деле, вопреки распространенному у нас мнению, за пределами бывшего СССР фамилия Сухомлинский мало кому известна. Его книги действительно издавались огромными тиражами в ГДР в семидесятые годы прошлого века, его методики активно используют в финской и японской школе. Но имя педагога сегодня хорошо знают разве что в Китайской Народной Республике.

А вот в современной украинской школе от Сухомлинского как раз очень много. Это он отказался от оценок в младшей школе. Он, правда, и в старшей ставил только хорошие оценки (по его мнению, оценки-наказания не должно существовать в принципе). Он считал, что оценивать нужно прогресс каждого ребенка, а не самого ребенка в сравнении с другими (именно эта идея была заложена в концепцию 12-балльного оценивания, но суть по дороге в школу как-то потерялась). По сути, инклюзивное образование – тоже его идея. Н. Богатырева, которую мы уже цитировали, пишет, что за 22 года директорства Сухомлинского в его школе было 107 детей, которых официально признали умственно отсталыми. В Павлыше таких детей учили вместе с другими. Он писал о том, что у каждого ребенка свой темп и торопить его не надо. Кто-то научится читать за неделю, кому-то понадобится год – надо просто ждать. И что порази­тельно: только двое из 107 «умственно отсталых» павлышских детей окончили восемь классов, остальные – десятилетку, 25 поступили в техникумы, 13 – в вузы!

Василий Александрович Сухомлинский умер 2 сентября 1970 года в Павлыше. Незадолго до «прекращения своей научно-педагогической деятельности», – так Сухомлинский называл смерть, он написал: «Состояние здоровья у меня сейчас таково, что через некоторое время два кусочка металла, оставшиеся у меня в груди от войны, продвинутся на несколько миллиметров к какому-то сосуду недалеко от сердца и тогда – можете поверить, что я отношусь совершенно трезво к тому, что произойдет потом, но все-таки было бы лучше, если бы об этом не знать заранее».

1 сентября 1970 года он попросил подвинуть кровать к окну и смотрел, как дети идут в школу. В этот же день в «Правде» была опубликована его последняя статья – «Слово к ученикам».