Газета, годы, жизнь

Продолжение. Начало в №№ 33,  34, 35, 36 «УЦ».

Человек – существо социальное и нуждается в информации точно так же, как в пище, сне и воздухе. Он хочет знать, что происходит в его городе, стране и на планете. Какое новое предприятие строит предприниматель (и найдётся ли на нём работа) и что делает власть (чтобы окончательно извести своих подданных). Эту потребность удовлетворяет газета.

Со стороны не видно, но газета – это единый безостановочный конвейер. Журналист, закончив статью, тут же берётся за следующую. Номер непременно должен вовремя уйти в типографию. Компьютерный цех должен вовремя (и красиво) разместить полученные материалы на газетных страницах. Коммерческий отдел – обеспечить доставку свежего номера в газетные киоски и закупку газетной бумаги для следующих номеров. Рекламный отдел – наполнить номер рекламой, необходимой для финансовой подпитки издания. И т.д. И вдруг рядом с этим конвейером появляются какие-то люди, похожие на луддитов XIX века, ломавших станки и машины. И начинают бросать камешки в отлаженный механизм… Такими «камешками» становятся для любой газеты судебные иски.

…А караван идет

Так называемые нулевые годы начала века не были «нулевыми» для «УЦ»: движение продолжалось. И газета, и редакция продолжали меняться.

Появились новые лица. Юрий Илючек, блестящий спортивный журналист, популярность которого только растёт с годами, и Сергей Осадчий делали «Спортревю». В «УЦ» работала Оксана Гуцалюк, ныне главный редактор «Народного слова». Из тележурналистики пришла Елена Савранова. Чуть позже – Елена Никитина, Александр Виноградов, Светлана Семенова, всеобщая любимица Аня Кузнецова, Андрей Трубачёв, Ольга Степанова и другие. Вот они на фото десятилетней давности – молодые, задорные…

В нулевых родился слоган «Газета для думающих читателей» (авторство принадлежит главному редактору).

Отпочковалась и стала самостоятельным изданием газета «Ведомости». Полагаю – с благословения Александра Никулина, который умел быть благодарным всем, кто поддерживал его в период ареста и пребывания в СИЗО. А Нине Пташкиной давно хотелось полной самостоятельности.

Затем мы создали «УЦ-Репортёр» (редактором которого, напомню, стал Геннадий Рыбченков) – по-своему уникальное издание на фоне любых других кировоградских изданий, но о нём позже.

А судьба газеты «Ведомости» вне «Украины-Центр» закончилась быстро. «Скалой» на её пути стал судебный иск некоей народной избранницы… ладно, не хочу уточнять – есть имена, которые не стоит упоминать всуе, а именно это и сделали «Ведомости».

Информационный повод, конечно, был, но… слабенький. «УЦ» его проигнорировала. А «Ведомости» – «повелись». Я прочитал ту заметку (к счастью для Пташкиной, не она сама её написала) с чувством возрастающего недоумения. Ну и что вы сказали? Ну похихикали. Вроде бы попытались на что-то намекнуть. Но несерьёзно всё это – как сказал бы Солженицын, «смефуёчки» какие-то. И спросил себя: интересно, а народной избраннице, чьё имя упомянули всуе, хватит здравого смысла эту заметку просто «не заметить»? По принципу «собака лает, ветер носит».

Увы, иск грянул. По просьбе Ефима Леонидовича я отправился на судебное заседание – всё-таки не чужая нам газета, хотя уже и не наша… И хорошо – что не наша! Иначе иск получила бы «УЦ». И понял: «Ведомости» проиграют. Неизбежно! Не умеешь острить – не остри! А хочешь острить – запасись заранее «оправдательным» документом на каждую остроту. Исковое заявление и аргументы юридического представителя истицы были грамотны, а редакции крыть было нечем: в суде «смефуёчками» не отделаешься…

Отдам должное Пташкиной. Понимая неизбежность проигрыша, она успела закрыть газету «Ведомости» (вот с того момента её и нет) и зарегистрировать новую – «Ведомости-плюс», которая сохранила всех подписчиков прежнего издания, но… за его долги и судебные проигрыши не отвечала. Судебный иск стал холостым выстрелом…

Позже Нина Пташкина пригласила в «Ведомости-плюс» нашу Елену Савранову, а затем и уступила ей редакторское кресло. Но, думаю, не только перспектива журналистского роста повлияла на решение Елены. Подозреваю, что в тот момент она могла чувствовать себя в «УЦ» несколько неуютно: после её публикации мы оказались втянуты в беспрецедентно долгую и беспрецедентно тяжёлую в нашей истории судебную тяжбу. Хотя и не по вине Елены.

Ныне нет уже и «Ведомостей-плюс»… Впрочем, и наших «Спорт-ревю» и «УЦ-Репортёра» тоже нет. Что ж… так карта легла.

Дело об убийстве офицера СБУ

В ночь с 5 на 6 марта 2002 года в Кировограде был убит офицер СБУ. Колеблюсь – называть фамилию? Дело 16-летней давности, давно потеряло актуальность, и убитого к жизни не вернёшь – пусть покоится в мире.

Мы первыми (ну, профессия у нас такая: хочешь, чтобы тебя читали, – умей опережать других) дали информацию. В номер, который именно в тот день, 6 марта, уходил в типографию. Нет, журналисты не всеведущие боги. Нам просто, простите за журналистский цинизм, повезло: кто-то из наших сотрудников, проезжая по улице Яновского, увидел расстрелянную «Таврию» и, ещё не зная, в чём там дело, сообщил главному редактору, а он немедленно отправил машину.

За «Таврией», уткнувшейся передним колесом в бордюр на левой полосе, приглядывали двое в штатском. С другой стороны улицы. Представитель прокуратуры и представитель СБУ. Ждали прибытия экспертов. Своих фамилий не назвали. Дать информацию отказались. Фотографировать запретили (нашему фотокору Решетникову пришлось снимать из окна редакционной машины, когда она отъехала к перекрёстку, – телевиком и не опуская стекло, но снимок получился: пулевые пробоины были видны отчётливо). Спасибо, что сказали, что центр общественных связей УМВД информацией уже располагает. Там мы её и получили. Скупую. Убит офицер СБУ. Обстоятельства неизвестны. Ведётся следствие.

Так и дали в «УЦ». Впрочем, на какие-то вопросы отвечал сам снимок.

Затем наступила пауза. Правоохранительные органы молчали, ссылаясь на тайну следствия. Тем более – СБУ. Оставалось только верить в старую истину: офицеры своих не бросают. И о том, что происходило в ту ночь, мы узнали только в 2003-м, когда началось судебное рассмотрение дела.

Информация выглядела какой-то странной и… неубедительной. За «Таврией» офицера, обстреливая её из помпового ружья, гнались на превосходящей по скорости иномарке. От микрорайона Школьный и по улице Яновского – одной из основных магистралей города. В «Таврии» были и пассажиры, в том числе на заднем сиденье, но… хотя якобы стреляли именно в одного из пассажиров, они не пострадали, и лишь офицер был убит…

Писать о первом судебном заседании «повезло» Елене Саврановой. И она добросовестно изложила всё, что услышала в суде. Вот тут и началось.

Судебный иск к редакции, который последовал после публикации, мы про себя назвали «дело Майи Михайловны». Царство ей небесное, хотя при жизни выпила из нас немало крови.

При всём том я ей сочувствую, женщине, потерявшей сына, а следом и мужа: если злость – плохой советчик, то горе – советчик ничуть не лучше. Не могло сердце матери принять эту странную версию убийства сына! Но вместо того чтобы бороться в суде, требовать возвращения дела на новое следствие, Майя Михайловна… вступила в борьбу с «УЦ»: «Дайте опровержение!» Словно опровержение в газете (какое, кстати, – высосанное из пальца?) могло опрокинуть гладко выстроенную версию… и открылась бы дверь, и вошёл сын, и сказал бы: «Успокойся, мама, это был сон, я живой…» «Опровержение» могло возникнуть (или не возникнуть) только в ходе дальнейших судебных слушаний. Если бы нашёлся свидетель, способный сказать: «На самом деле всё было не так!»

Слушание дела об убийстве офицера СБУ ещё продолжалось, а мы уже получили судебный иск. Ещё одно подтверждение истины «благими намерениями вымощена дорога в ад»: газета, которая первой дала публикацию о социально значимом факте и отслеживала ход судебного рассмотрения, сама стала… ответчиком.

Исковое заявление было составлено грамотно – наверняка писал юрист-профессионал. Но кто – мы так и не узнали. Судебную тяжбу против нас Майя Михайловна официально вела самостоятельно, без юридического представителя. Сумма иска составляла 50 тыс. грн.

А теперь подчеркну: несмотря на полученный иск, редакция продолжала отслеживать ход дела об убийстве. Как ни выспренно звучит, но есть понятие журналистского долга перед обществом. И не Майя Михайловна, а журналисты «УЦ» в своих публикациях задавали суду (и досудебному следствию) «неудобные» вопросы. Правда, и мы сами подспудно надеялись, что вот-вот кто-то скажет: «На самом деле всё было не так!» Увы! Пассажиры, находившиеся в машине офицера (а они уже и сами пребывали в СИЗО – за какие-то собственные прегрешения, не связанные с рассматриваемым убийством), отказались свидетельствовать перед судом. Так что надеялись мы зря…

Чтобы поставить точку в рассказе об убийстве, достаточно процитировать нашу же публикацию 13-летней давности:

«По оценке суда, первоначальная версия защиты полностью была подтверждена в ходе судебного следствия. Подсудимый, неоднократно звучит в приговоре, действовал в состоянии сильного душевного волнения. Как отмечено в этом документе, причиной стал конфликт с неким третьим лицом, а при попытке этот конфликт уладить указанное лицо, не вступая в переговоры, покинуло место встречи на автомобиле “Таврия”, причём, по мнению подсудимого, его обидчик сел на место водителя и, кроме того, преследователи на иномарке видели, как из окна “Таврии” появился ствол охотничьего ружья…

…Максимальное наказание судом назначено по ст.119 (убийство по неосторожности). Оно вобрало в себя меньшие сроки наказаний, назначенных по другим статьям УК, и стало окончательным приговором суда: 4 года лишения свободы».

Всё. Неприемлемая для Майи Михайловны версия получила судебное подтверждение. Но… свой иск против «УЦ» она не отозвала…

Как можно бороться против человека, горю которого сочувствуешь? А никак! И с Майей Михайловной мы и не боролись. Мы просто отстаивали перед судом своё право давать обществу информацию.

В судебном слушании по этому иску нам помогал Игорь Петрович Погасий, квалифицированный юрист и друг нашей редакции. Но одновременно мы убедились, что понятие «журналистская солидарность» – не пустой звук. Юрий Сердюченко, в прошлом, напомню, коммерческий директор «УЦ», а в тот момент глава областной организации НСЖУ, предложил, чтобы публикацию Елены Саврановой рассмотрела областная комиссия по журналистской этике. Заключение – статья не содержит оскорбления чести и достоинства – подписал председатель комиссии Бронислав Петрович Куманский, заслуженный журналист Украины. Суду его представил Юрий Сердюченко, вызванный в качестве свидетеля.

Но Майя Михайловна тут же потребовала вызвать в суд… Бронислава Петровича. И он приехал на очередное заседание. Очень сердитый: ну, представьте себе – на столе у журналиста неоконченная статья, а его в суд тащат! Даже спросил у Майи Михайловны: «Вам мало написанного текста? Хотите, чтобы я его ещё и вслух прочёл?»

Затем Майя Михайловна потребовала представить суду… рукопись Елены Саврановой… непонятно, что она собиралась в ней найти. И никак не хотела поверить, что никакая редакция никаких рукописей никогда не хранит. Иначе задохнулась бы через год-другой среди гор бумаги. Это писатели могут лелеять мысль, что когда-нибудь их рукописи будут храниться под стеклом в литературных музеях. А газетчики относятся к этому проще. Есть даже журналистский анекдот (его любил рассказывать наш Николай Успаленко, здравствующий поныне). Вечером уборщица убирает в редакции, вытряхивает обрывки бумаги из мусорной корзинки и сокрушается: «Вот бедняга, весь день писал, а потом порвал и выкинул!» Да потому и выкинул, что написанное уже стояло на газетной странице!

Потом… Да какая разница, что было потом! На очередном витке этого злосчастного судебного рассмотрения уставший от него Юрий Сердюченко обратился уже прямо в Киев. В Национальный союз журналистов Украины.

Ответ подписал сам Игорь Лубченко, председатель НСЖУ (ныне, увы, тоже покойный): «Уважаемая Майя Михайловна! Мы понимаем и разделяем Ваше горе, однако…»

И только после этого иск против «УЦ» был отозван. Вызвать свидетелем в суд ещё и Игоря Лубченко Майя Михайловна, видимо, не решилась…

И в заключение.

Убийство – одна из самых социально значимых тем. Убийство – это оплеуха обществу, исповедующему гуманистические ценности. И безжалостный удар по родным и близким жертвы убийства. Этот случай не исключение. Отец убитого, офицер запаса, ветеран-афганец, ненамного пережил сына – не выдержал удара. Да и сама Майя Михайловна имела все шансы прожить ещё долгую жизнь… И двойная оплеуха – убийство, которое осталось безнаказанным. Поэтому журналисты пишут и будут писать на эту тему, нравится это кому-то или нет!

Окончание в следующем номере.