Время от времени в соцсетях появляются фотоснимки времен СССР, на которых запечатлены пустые прилавки в магазинах. Очевидцы того периода вспоминают огромные очереди за колбасой или за товаром, который иногда «выбрасывали» – выставляли на продажу. Кто-то ностальгирует по натуральному вкусу продуктов советского прошлого. Часто разные поколения спорят, что лучше: иметь деньги и пустые прилавки или изобилие товаров и безденежье? А мы переживали и одно, и другое…
Наш друг Владимир Нагорный, коллекционер и мастер по дереву, как оказалось в одном из приятельских бесед, в конце 70-х – начале 80-х имел самое непосредственное отношение к торговле. Нельзя было не расспросить его подробно о том, как же была организована система торговли на самом деле. И в его воспоминаниях отразилась целая эпоха.
– Мои родители хотели, чтобы я был медиком. Тогда говорили: и престижно, и можно что-то принести домой. Семья наша – пролетарская, и папа, и мама зарабатывали, но купить что-то было проблемой. Мама регулярно совершала походы по магазинам, чтобы где-то постоять в очереди, где-то попасть на то, что неожиданно «выбросили». Обувь мне папа привозил из командировок. Это, конечно, было не то, что мне нравилось, но у отца было свое мнение.
Школу я окончил в 1977 году и повез документы в мединститут города Днепропетровска на факультет санитарной гигиены. Уже надо было ехать на экзамены, но что-то меня держало, не хотелось. И я сказал папе, что не поеду, что это не мое. Мне бы поторговать или в музее окунуться в историю… Музей сразу был отметен родителями – там ничего не заработаешь. А торговля – можно.
Моя тетя, узнав о намерениях поступить в торговый техникум, примчалась из Большой Виски и говорит с ужасом: «Вовчик, ты серьезно? У меня ж только одна корова. Больше ничем я не смогу помочь…» Торговля в те времена была определенным риском. Все знали и об ответственности, и сроках, которые давали продавцам, кладовщикам и товароведам. Но молодость – она же дерзкая.
Я отнес документы в техникум советской торговли, располагавшийся на улице Василины. Выбрал не прод-, а промтоварное направление, это мне было ближе. Поступали, в основном, девочки, парней было человек пять, и я – самый младший, восемнадцати еще не было. Другие ребята были уже после армии. Один, помню, пришел в джинсах и армейском кителе и фуражке. Отслуживших тогда принимали вне конкурса, и он пытался визуально воздействовать на экзаменаторов.
Я попал в группу, где было тридцать девчонок и я – один парень. Девочек было больше из села. В те времена родители старались устроить детей в городе, чтобы они, получив профессию, домой не возвращались, становились городскими. Сельские девчата были разными – и адекватными, и странными. Помню, как одну вызвали к доске, и она вышла босая – просто оставила обувь под партой. Преподаватель попросила меня выйти погулять, потому что предстоял сугубо женский откровенный разговор.
Помню 8 марта. Тридцать девчонок и один парень! На первом году учебы я лично, но под чутким руководством мамы, испек 30 кексов. А еще купил мимозу. Ее тогда продавали на территории перед бывшим УТО и на вес. Я брал охапку, делил на веточки и преподносил каждой девочке вместе с кексом.
А на втором курсе было по-другому. Со мной училась Ира Романова (сейчас живет в Канаде), мама которой работала в управлении торговли и имела доступ к продовольственным ресурсам. Ира договорилась с мамой, и я получил доступ в подвал «Зеркального» гастронома. Завмаг специально для меня подготовила конфеты в коробках – роскошь по тем временам. В группе 8 марта я организовал сладкий стол. Вот про алкоголь не помню…
Тамара Васильевна Ругаль была нашим куратором и читала товароведение. Ее муж Иван Иванович был замдиректора и читал организацию торговли. Прекрасные оба. У Тамары Васильевны я многому научился, это был эксперт в товароведении. На ее занятиях было интересно, я впитывал все, что она говорила. Я учился разбираться в изделиях из стекла, в хрустале, узнал, что такое штамповка, а где алмазная грань. Стал разбираться в тканях, мехах (горжетка, муфточка), коже, парфюмерии. Узнал марки часов, «ювелирку»…
У нее был двухтомник «Товароведение». Ценное и дефицитное издание. Позже, уже окончив техникум, в книжном комиссионном магазине я купил себе такие же книги. Долго еще в них заглядывал, находил интересную и полезную для себя информацию. А полученные знания до сих пор использую.
Началась учеба, а вместе с ней и обязательные осенние сельхозработы в колхозах. Девочек отправили в какое-то село, а меня, единственного мальчика, оставили при техникуме – подручным плотника. Маленький, сухонький, очень интересный дедушка. К сожалению, не помню, как его звали. Он учил меня ремонтировать столы и стулья, делать агитационные стенды. А еще он много и охотно рассказывал, пел песни на французском языке, что-то цитировал на английском, читал наизусть «Евгения Онегина». Это был непростой человек, эрудированный, наверняка, с интересным прошлым, из незаурядной семьи. И он стал одним из моих учителей жизни.
Появился у меня недоброжелатель – преподаватель бухучета Василий Васильевич, которого называли «ВасьВась». Он почему-то ревностно относился ко мне – единственному парню в группе. Учил нас считать на счетах и всегда ко мне придирался, занижал оценки, давил психологически. А еще прислушивался к девочкам, которые наушничали. Такие были в каждом коллективе.
Я на первом курсе спекулировал. Не фарцевал, а именно спекулировал. Одна из одногруппниц могла достать все что у годно – дефицитный товар – через своих родителей, которые «хорошо стояли». Сама это не продавала, потому что не нуждалась в деньгах, а мне приносила. Я перепродавал дефицит студенткам. Что это было? Косметика, водолазки, белье. Наценка у меня была символическая, но это позволяло иметь приличные по тем временам карманные деньги.
Деньги были нужны для посещения самого крутого в городе заведения – бара на втором этаже ресторана «Киев». Там была особая атмосфера и запах дыма, алкоголя и женского парфюма. Чуть позже открылся бар на «пьяном углу». Он был круче первого тем, что там уже была настоящая барная стойка, как в заграничных фильмах. Казалось, что мы становились причастными к западному образу жизни.
Там собиралась разношерстная публика, но объединенная какими-то общими интересами и, в принципе, способностью платить. Барменом в «Киеве» был «болгарин Петя». Там не танцевали, сидели за столиками, как в кафе. Бутылка шампанского – 10 рублей. Коктейль – 2,50. Но постоянные клиенты могли что-то приносить с собой, и Петя ставил это в холодильник. Там собирались спекулянты, у которых можно было купить хорошие сигареты.
И туда приходили фарцовщики, люди гораздо старше нас, пацанов. Приводили курсантов «шпакивни» (летное училище), которые приехали из-за рубежа. Было много перуанцев, и их там раскручивали на деньги – чтоб заплатили за заказ. Больше некуда было в городе пойти. К тому же в баре звучали записи зарубежной эстрады.
Контингент, который собирался в барах. У нас было формирование, которое называлось «биржа». Кстати, Виктор Токарев – яркий ее представитель. Еще были Вадик Кругликов, «Эмерсон»… Чужих туда не пускали. Они были старше, чем мы, пацаны, которые входили в сообщество под условным названием «база». Мы собирались в парке Ленина, что-то друг другу продавали, обменивались. В парке «биржа» и «база» собирались на отдельных скамейках, а по вечерам вместе ходили в бары.
Вернусь в техникум, к взаимоотношениям с «ВасьВасем». Кто-то ему на меня настучал, и он повел меня к зав учебной частью Григорию Калиновичу Черному. Прекрасный был человек, мы потом с ним подружились. «ВасьВась» потребовал, чтобы я открыл дипломат. А у меня там была одна не проданная водолазка. Все! Я спекулянт! А за спекуляцию – отчисление. Сообщили родителям, те как-то вышли на директора, и мое «дело» удалось замять.
Мой недоброжелатель не успокоился. Случилось у меня несколько дней пропусков. Но я принес медицинскую справку. Она не убедила преподавателя, и он снова придрался к моему дипломату – потребовал открыть. Внутри было несколько бобин. «А! Слушаешь запрещенную музыку? Небось, Высоцкого?», – посыпались обвинения. Снова повел меня к Григорию Калиновичу и Ивану Ивановичу. Они коллегиально решили послушать записи на магнитофоне, и если Высоцкий – отчислят. Оказалась какая-то другая музыка, и я продолжил учебу. Повезло.
Поднадоела мне это борьба, и я решил самостоятельно уйти из техникума. Если с торговлей не сложилось, пойду в музей. Директором краеведческого был Константин Афанасьевич Душейко. Он меня выслушал, вошел в положение, предложил должность младшего научного сотрудника, нарисовал перспективы – рекомендацию в партию, направление в университет. И зарплата 80 рублей. Почесал я затылок и решил, что останусь верен торговле.
Продолжил учиться. Был у нас предмет «Этика, эстетика и психология торговли». Его читала Ярынич, а имени и отчества не помню. Высокая, красивая, ухоженная, с хорошими манерами, она нравилась всем парням. Часто занятия проводила в кинотеатрах – вела группы на какой-то фильм. У нас было взаимопонимание. Помню, отказался писать сочинение на какую-то «женскую» тему, и она это нормально восприняла. Правда, сказала, чтобы я принес вазоны с цветами в кабинет. Нет проблем! Дома было много цветов.
В принципе, преподавательский состав в техникуме был прекрасный. Интеллигентные, достойные, дружелюбные, что очень важно. Они с уважением и доверием относились к студентам. Вот один из примеров. По окончании первого курса мне было восемнадцать лет. Перед летними каникулами Иван Иванович Ругаль предложил устроить меня торговать квасом или пивом из бочек. Сказал: «Это неплохая работа». Я стал узнавать, что значит «неплохая». Оказалось, на квасе 10 рублей навара с бочки, на пиве – 30. А бочка расходилась за день. Заманчиво, конечно, но я был маленький, худенький, молоденький. А тогда торговали здоровенные мужики или огромные тетки. Я не мог представить себя возле бочки и отказался.
Была у нас практика. Отобрали всех мальчишек техникума и на какой-то период устроили на обувную базу на улице Мурманской. Вдруг весь персонал базы «мобилизуют» на разгрузку вагона с обувью. Импортная, качественная, в коробках. Дружно разгружаем. Вдруг приказ: всем замереть! Оказалось, главная «тетка» во время разгрузки потеряла золотую серьгу. Сказали, чтобы все смотрели под ноги и искали. Нашел я. Она была так счастлива, так благодарна…
На следующий день парни, которые были со мной на практике, говорят: «Ты ж теперь на особом счету. Попроси, чтобы нам продали по паре мужских туфель». Я и сам хотел их купить, но почему-то стеснялся просить. Предложил ребятам пойти вместе к ней кабинет. Услышав нашу просьбу, она любезно согласилась, и после практики на занятия в техникум мы пришли в крутых импортных туфлях…
Нельзя утверждать, что в Советском Союзе ничего не было, а если было, то убогое. Я не так долго поработал в системе торговли, но видел и красную рыбу разных видов, и икру, и натуральные сыры, и обувь, и одежду, и тот же хрусталь. Было все, но, признаю, не в свободном доступе. И люди старались выгодно дружить. И меня такая «дружба» не миновала. И я на себе испытал то, что говорил незабвенный Жванецкий устами Райкина: «Пусть будет изобилие, пусть будет все! Но пусть чего-то не хватает!» Хорошо было или плохо? Отвечу так: это было.
Как-то после окончания техникума я встретил Ивана Ивановича Ругаля. Он сказал: «Володя, меня назначили директором ресторана «Киев». Идем ко мне работать». Но я тогда уже был трудоустроен – работал в РСУ рудоуправления кладовщиком. Ждал получения квартиры, так как уже был женат. Забегая наперед скажу, что квартиру мне там не дали.
Я понял, что тогда в торговле было важно собрать вокруг себя своих, надежных людей, которым можно доверять. Не знаю, насколько это актуально сейчас, но тогда это был чуть ли не вопрос номер один. И доверенными лицами, практичными сотрудниками тогда были не родственники, а надежные люди, способные не только помогать, но и не сдавать. Как сложилась судьба Ругалей, Григория Калиновича, не знаю. А хотелось бы…
После рудоуправления я пошел работать товароведом на «Красную звезду». Масса впечатлений о том периоде. Настолько дружеской атмосферы больше нигде не было. Это был 81-82-й год. Как мне, молодому, помогали «волки», асы! Помню фамилии – Черкасская Майя, Краснов Владимир Наумович, Фукс Яков Михайлович, Осадчук Эрнест Федорович…
Однажды меня назначили дежурным по заводоуправлению. Мне 22 года, а я на один день становлюсь самым важным человеком завода. В здании, где сейчас музей завода, была администрация. В вестибюле огромный стол с кучей телефонов, журналами учета. Приезжает парторг, ему надо знамя, просит ключи от комнаты, где оно хранится. Я звоню по нужному телефону, докладываю, мне разрешают дать ключ… Такое было.
Прекрасный коллектив, прекрасное время, хорошая работа. Но мне нужна квартира. Уволиться было не так просто, надо было лично объяснить директору причину. Заводом тогда руководил Карленко. Я пошел на прием, все рассказал, он ответил, что квартирой, действительно, помочь не могут, и подписал заявление.
В РУ-2 я уже работал, знал, что есть РУ-3. А это Смолино, и там, сказали, дают квартиры. Это чудо, но меня, 23-хлетнего, принимают на работу в ОРС закрытого спецучреждения. Такой ОРС (отдел рабочего снабжения) был один на всю Кировоградскую область. Меня берут экспедитором. Работаю, вожу товары, и вдруг освобождается место заведующего базой ОРСа. А мне 23 года. И со мной дружил и считался не только весь Маловисковский район. Может, когда-то и об этом периоде жизни расскажу…
«Терра Україна»: кропивничан запрошують на серію інтерактивних лекторіїв з історії України...