На расстоянии одной жизни

Летом 1944 года, когда поражение Германии во Второй мировой войне стало очевидным, в лагеря смерти, расположенные в Восточной Европе, поступила директива: скрыть следы массовых убийств. Даже в огромном Аушвиц-Биркенау на юге Польши, освобожденном Красной Армией 27 января 1945 года, оставались только 7000 едва живых людей, остальных уничтожили или вывезли. Но скрыть масштаб преступлений было уже невозможно.

Когда командующий союзными войсками генерал Дуайт Эйзенхауэр в апреле 45-го встретился с жертвами лагерей смерти, он, пораженный увиденным, потребовал немедленно послать туда журналистов: «Запишите все сейчас, снимите фильмы, получите свидетелей, потому что где-нибудь по дороге истории найдутся негодяи, которые встанут и скажут, что этого никогда не было». К сожалению, генерал Эйзенхауэр оказался прав – негодяи нашлись.

Точной цифры жертв самого большого в истории человечества «завода по уничтожению людей» не существует. По разным оценкам, в Аушвиц-Биркенау были лишены жизни от одного до четырех миллионов человек. Из-за отсутствия возможности произвести точные подсчеты принято считать числом жертв Холокоста шесть миллионов человек, из них полтора миллиона – украинские евреи. Задумайтесь: жизнь каждого человека уникальна и бесценна, по крайней мере для него самого и его близких, а тут речь идет о погрешности в сотни тысяч! Величайшая трагедия медленно, но уверенно становится статистикой.

Для меня это невероятно трудная тема. Мучительная. Мне легче молчать и помнить, чем говорить о Холокосте. Во многом потому, что судьба моей семьи абсолютно типична для миллионов украинских евреев. Мою родню не сжигали в печах Аушвица или Треблинки, их «просто» февральским днем расстреляли в местечке Хащеватое. Те, кто уехал и выжил, прошли через свой персональный ад войны. Один из моих дедов, мой тезка, освобождал Польшу – видел все.

Долгие годы мы говорили о трагедии каждой семьи, вспоминали имена, ставили памятники, повторяли, как молитву, «Никогда больше», верили, что действительно никогда… Но пришло время осознать, что для большинства наших современников Холокост стал только историей. И негодяи, о которых говорил Эйзенхауэр, уже вовсю разгоняют новую волну ксенофобии и антисемитизма. Как и многое в нашей нынешней жизни, антисемитизм стал гибридным и возникает в самых неожиданных ситуациях.

Оказалось, можно на экране ток-шоу восхищаться стойкостью и патриотизмом народа Израиля и ставить памятники тем, кто расстреливал еврейских стариков, женщин и детей. Можно пользоваться достижениями евреев – ученых, медиков, айтишников – и писать на воротах синагоги 14/88. И «зиговать» на футбольных стадионах. А можно «по старинке» безнаказанно обрисовывать свастиками мемориалы в Голованевске, Врадиевке, Богдановке…

Я уверен: цивилизация найдет вакцину от китайского коронавируса, а как справиться с вирусом антисемитизма – не знаю. Быть может, это случится, когда люди поймут, что Never again для Холокоста одновременно означает «Ніколи більше» для Голодомора и «Никогда больше» для Геноцида армян и всех других трагедий человечества.

Три четверти века минуло со дня освобождения лагеря смерти вблизи города Освенцима, который стал символом Холокоста. 75 лет – это срок жизни одного человека. Всего-навсего. Сегодня все мы оказались на расстоянии одной жизни от Катастрофы, самого массового убийства в истории человечества. Нам с этим жить. Не всем, конечно, но многим.

Одним из участников Всемирного форума Холокоста в Израиле, на котором присутствовали мировые лидеры из 49 стран, стал бывший главный раввин Тель-Авива Исраэль Меир Лау. Он родился в 37-м в Польше. Его отца убили в Треблинке, мать погибла в Равенсбрюке, а сам Лау стал самым юным узником Бухенвальда. Мне кажется, раввин Лау сказал самое важное: «Меня моя мать перед разлукой не просила никого прощать. Она просила меня жить. Я не прощаю, меня никто об этом не просил. Поэтому для меня эта церемония не примирение, а обязанность – вы должны взять на себя ответственность: не позволить вернуться злу».