Из депутатов – на войну. История Дмитрия Хоха

Дмитрий Хох – единственный депутат городского совета, который по своей воле пошел в армию и служит в АТО. Другие депутаты как-то не торопятся родину защищать, есть тут дела поважнее. В прошлом вполне самодостаточный предприниматель, политик, депутат, сегодня в звании старшего сержанта командует взводом в 34-м батальоне, том, который раньше назывался «Кировоград» и где большинство – наши земляки. В ведении Хоха четыре спаренные зенитные установки ЗУ-23-2. И вот уже десять месяцев его взвод воюет в Песках под Донецком. От одной из крайних позиций взвода до взлетной полосы донецкого аэропорта каких-то 400 метров.

В Кропивницкий Дмитрий Витальевич приехал к семье и заодно сделать пламегасители для своих зениток. В темное время вспышку от выстрела зенитки видно за много километров. Понятно, что враг сразу видит, откуда «работают» наши. Гасить пламя – вопрос жизни и смерти, это без пафоса. В Харькове на заводе изготовили неудачный образец, не вдаваясь в подробности, – не работает как надо. В Кропивницком взялись изготовить гаситель по одному звонку, на предприятии бывшего коллеги, тоже депутата горсовета. А «УЦ» Дмитрий Хох рассказал свою окопную правду.

 – У меня во взводе большинство из нашего областного центра. В батальоне полно светловодских, знаменских, начальник штаба из Новомиргорода и т.д. 5 мая у нас будет День батальона. Приезжай, если что, я знаю, что немало из города будут ехать. Нам многие помогают, часто у нас бывают Виктория Касьянова, Армия SOS, и другие тоже. От пасок до тепловизоров привозят.

Зенитка на самом деле – страшное оружие против пехоты, хотя создавался этот тип вооружения против авиации. Чудовищная скорострельность – 100 выстрелов за 7 секунд, это в коробе столько зарядов. Боевая скорострельность – 400 выстрелов в минуту, дается время на перезарядку и замену стволов, потому что очень быстро перегреваются.

ЗУ-23-2 устанавливают и на КАМАЗы, и на ЗИЛы, а наши стоят на «шишариках», ГАЗ-66. На вооружение Советской Армии такие зенитки были взяты в 1960-м году и до сих пор успешно применяются, хорошее оружие. И с точки зрения ПВО, эти установки сегодня вполне актуальны. Опыт показывает, что для выполнения боевых задач самолетам надо снижаться, лететь на низких и сверхнизких высотах. ПЗРК, переносные зенитно-ракетные комплексы, хороши против самолетов, но у них есть один недостаток – 10 метров так называемой мертвой зоны. Снаряд ПЗРК подлетает снизу под самолет, он так сконструирован, самонаводящийся, в незащищенное место, в фюзеляж. Но 10 метров он может пролететь за цель. А вот против наших ЗУ, зенитных установок, просто нет защиты у самолетов, которые на вооружении противника. Все, что летит ниже 1500 метров, – наша мишень.

Но несмотря на все изобретения современные – GPS, беспилотники и прочее, без визуализации толком зенитные установки не могут работать. Мне надо подняться на высотку, в бинокль глянуть, рассчитать координаты. Беспилотники что-то дают, есть программы расчета траектории направления, они в мобильный телефон ставятся, но человеческий глаз никто не отменил. Мне дают задание – точка стояния, азимут. Я беру бинокль, он с азимутальной меткой и компасом, снимаю с себя каску и бронежилет, компас и на них реагирует, выставляю, навожу по высоте и дальности, квадранту. И «работаем».

За нами «сепары» охотятся. ЗУ – страшное оружие на самом деле. За нами не пять и не десять отправленных на тот свет. Особенно после того, как мы разнесли их командно-наблюдательный пункт. Как-то наши беспилотники показали, что в одном месте наблюдается скопление людей и техники. Понятно, что это не просто так. Мы их с трех позиций грамотно расстреляли. И все, там пустое место, ничего нет, оставшиеся все выехали.

Летом «работать» намного хуже. Все наши снаряды взрываются после первого касания к чему-либо. Любой листочек на дереве, сетка маскировочная – и все, взрыв. А сейчас пойдет сплошная «зеленка», эффективность будет намного ниже.

Хотя летом идут в дело ОФЗС – осколочно-фугасные зажигательные снаряды. Они взрываются в небе над целью и поливают все осколками. Мы там легко перехватываем переговоры «сепаров» (как и они наши). Помню, как один писал: «”Укропы” нас поливают дождем из осколков, куча “трехсотых”, спасайте!»

Впрочем, и БЗТ – бронебойно-зажигательно-трассирующий – страшная штука во все времена года. Я видел результат – БЗТ попал в дерево, а рядом стоял какой-то ВАЗ старый. Так машина после напоминала дуршлаг – так изрешетило.

В моем взводе за два года, которые я служу и командую, потерь нет. Были боевые травмы, и все. О таких травмах даже не всегда сообщаю начальству. В батальоне крайним погиб отличный парень, Максим Черкун из Кривого Рога, классный боец, владел всеми видами оружия. 16-го ему просто в ухо прилетел маленький минометный осколок, и всё….

Сейчас в армии введены новые нормы помощи раненым. Допустим, ранило товарища в серой зоне. Никто не должен ползти его спасать, пока не ликвидированы огневые точки в округе. Это мировые такие нормы. Да, он будет лежать, стонать, но сразу рваться ему на помощь нельзя. Террористы часто используют такую тактику: одного ранить, а второго, который ему на помощь пришел, убивают. И есть и убитый, и есть выведенный из строя. В Чечне в России еще 20 с лишним лет назад применяли такую тактику.

Я почти два года назад пошел служить. Сначала был на границе с Крымом, в Геническом районе. И если кто-то думает, что там курорт, то глубоко ошибается. Там по сути тот же передок. До противника там тысяча метров, и он ставит против нас танки, САУ, вертолеты их летают все время над нами, морально давят. Беспилотники висят, разведка заходит – это как норма.

Условия службы – живем в землянках, вода отсутствует, электричества нет. И в таких условиях люди живут по контракту 2-3 года. Это очень тяжело.

А на Донбассе на передке появляется возможность бытовые условия улучшить! Все сами, конечно, обустраиваем. Вот у нас пост в Песках, так называемая Республика, на развязке автомобильной, там когда-то Порошенко медали вручал ребятам. Когда мы зашли туда, это была сплошная куча мусора. Военный мусор ведь никто никуда не вывозит. Ящики, цинки от боеприпасов, банки консервные, и т.д., и т. п. – там же нет фирм по вывозу мусора.

Ну и кругом сплошные руины. Мы заехали на позицию, где до нас стояло 6 человек, а нас было больше 30 – моих 16, 10 минометчиков, медицинское подразделение. Место хорошее, безопасное, под мостом. 120-й калибр точно не пробивает, 152-й ну дырку сделает, но не наносит серьезных разрушений. Чтобы развалить, нужно очень много артиллерии, «сепары» даже экономически такое не тянут, людей не хватит и техники.

Конечно, наши зенитки изначально рассчитаны на работу по авиации. Но мы сделали свои доработки. Первое время выезжали на дистанцию 800-1000 метров для огня, сейчас можем работать и на немного более дальней дистанции.

Мы самые незащищенные из всех. Зенитка стоит на ГАЗ-66, позиция для стрельбы только открытая, нас видно за километры. А иначе мы не можем стрелять. Вся стрелкотня летит в тебя. Капониры обустраиваем, конечно, но это же голая степь кругом, мало помогает. Для СПГ, станкового противотанкового гранатомета, мы с 2014 года самая лакомая мишень. «Сепарам» за каждую подбитую установку дают немалую премию, поэтому они охотятся за нами.

Продолжительность жизни некоторых установок была 6 недель. Когда мы зашли, то начали думать, как грамотнее воевать. Дальность нашего выстрела – 2 с половиной километра. Опытным путем просчитали, как можно действовать из хотя бы частично закрытых позиций. И сейчас пришли уже к тому, что можем из полностью закрытых мест работать. Прячем пацанов. Мы много «начудили», «сепары» именно за нами активно охотятся.

К ПВО (противовоздушной обороне) сейчас относятся как бы равнодушно. Авиация в этой войне практически не задействована, разве что вертолеты в некоторой степени и беспилотники. Но мы готовы на самом деле. Если что, поразим и воздушные цели.

Техника, конечно, немолодая, мягко говоря. Я за эту зиму пять бойков сбил. Приходится самим делать, потому что их не производят в Украине. Ржавеют моментально, если нет воронения.

На самом деле что враг, что мы воюем рогатками по сравнению с американцами или кем-то еще. Рогатки – это об уровне нашего вооружения. Спасает, что у противника то же самое. Старое оружие.

Война идет окопная, страшная, затяжная. Работает в основном артиллерия, осколками поливаем друг друга. Потому много «трехсотых», которые остаются инвалидами. У меня 23-й калибр, а у них в основном 30-й, разлет осколков от одного взрыва – 100 на 100 метров примерно. Попробуй спрячься от такого…

В Песках, где мы стоим, осталось 12 жителей. Из них три – монашки действующего до сих пор монастыря. Остальные – алкоголики и «металлисты», которые мародерствуют, грабят, хотя сейчас довольно сложно вывезти металл туда, где его принимают за деньги. К тому же есть список из этих 12 человек, они все известны «цивикам», как мы их называем, представителям администрации, и они под контролем. А в монастырь, кстати, ничего не прилетает. Кругом все разбомблено, а он стоит. Хотя церковь местную их танк на части «разобрал».

– Дима, вот по-честному, чего тебя туда понесло?

– У меня два сына. Вот что я много лет спустя буду говорить своим сыновьям, если они спросят: была война за Украину, а ты чем тогда занимался? Когда все начиналось в 2014-м, много моих друзей записалось добровольцами, кого-то взяли, кого-то нет, а меня еще с тех времен что-то немного глодало – а я что? Хотя у меня-то ребенок совсем маленький, потом родители болели… Но, похоронив отца и брата, я вскоре уже был в армии.

Ну кто-то же должен это делать? Без пафоса.

У меня есть удостоверение УБД – участника боевых действий. Но я всегда плачу в маршрутке. Мне стыдно показывать и, не дай Бог, ругаться с водителем.

В том, чем я занимаюсь, нет ничего героического. Мы работаем, это наша работа. Любой героизм – это чья-то ошибка или исправление ошибки. Героизма не должно быть! Должна быть работа. Мне дают задание. Я продумываю выезд, как сделать его максимально безопасным, чтобы не подвергать угрозе своих. Важнее даже, как я буду отходить. Я подъезжаю, становлюсь на позицию, спокойно навожусь, даже если где-то неподалеку огонь, – это пока не по мне стреляют, меня еще не увидели. Сообщаю командованию – «готов». И жду приказа. Он может быть и «на усмотрение», исходя из боевой ситуации, может быть конкретным. Нередко мы выезжаем на «дуэль» с вражескими БМП, боевыми машинами пехоты. На танки нас не посылают, потому что танку мы ничего не сделаем с его броней. А БМП можем поразить. 23 декабря была у нас такая ситуация – два их БМП, танчик, ну там минометы-пулеметы, это ерунда. Пришлось со всеми воевать с трех позиций, тремя ЗУ. Почти сутки воевали. Погасили огневую точку минометную, потом пришлось убегать, они нас взяли плотно в перекрестный огонь, потом полночи ждать, когда одна из БМП проявится, ну и потом покончили с ней.

– Порядок в армии сейчас есть?

– Да. Сейчас нет мобилизованных. Я застал шестую волну мобилизации, видел их, как многие из них бухали по-черному. Есть ли сейчас выпивающие? Есть. Наркоманы? Возможно. Дураков всегда и везде хватает. Это жизнь. Общество, которое существует здесь, в точности переносится и туда. Только там это ярче видно, потому что все друг у друга на глазах. Не спрячешься. Но наличие оружия как бы обостряет понимание и уровень ответственности.

Нынешняя контрактная армия – это совсем не та Советская Армия, в которой мы служили. В моем взводе каждый несет ответственность друг за друга. Да, я хожу проверяю днем и ночью, но чувствуется, что народ понимает, где он, зачем и как. Наибольшая ответственность, конечно, за тех, кому 19-20 лет. Еще ветер в голове, еще столько понтов! Стрелять в любую секунду готовы! Но я им говорю: «Я буду самым плохим командиром взвода, если вы будете стрелять из стрелкового оружия». Мы зенитчики, мы должны стрелять только из ЗУ! Стрелкотня – не для нас. Хотя, понятно, доводилось и самому из своего АКС пострелять не раз. Мы же на самом передке. Иногда ЗУ приходится выводить практически под прямой огонь. А это же Донбасс, степь, там лесов нет, часто ни одного деревца, чтобы укрыться, нет. А машина на позиции не завелась! Приходится много стрелять.

Накладок в армии сейчас почти нет. У нас уже настоящая профессиональная армия. Мои парни на боевой позиции могут исправить в орудии все. Хотя с водителями вечная проблема – не с такими, кто может рулить, а такими, кто может и ремонтировать эти старые машины. С машинами сложно… Элементарные запчасти не достать на «шишарик», выпущенный 40 лет назад. Но у меня принцип – если машина барахлит, ни на какое задание расчет не выедет. Ведь ребята должны вернуться. Не на чем будет убежать. Поэтому водитель – не менее важный человек, чем стрелок.

Порядок есть. Все понимают, что без каски и броника не стоит идти куда-либо. Хотя десять месяцев на передке – это много. Начинает уже расслабляться народ. И просто уже устал. Десять месяцев в постоянной готовности… Вот я ложусь часов в 8 спать. В 11 просыпаюсь, проверяю посты. В 3 опять. В полшестого подъем, и все.

Быт обустраиваем сами. Первое время по прибытии в Пески мы спали в курятнике. Сейчас… скажем так, в одном из бывших областных коммунальных учреждений. Навели порядок, у нас даже тюльпаны и пионы цветут. И спасает только лесопосадка перед нами, там же с деревьями проблема. Но стены все посечены осколками. Мы сделали печку-грубу, настоящую полноценную баню, оббили деревом, пацаны через день купаются и стирают. Мы ж украинцы, хозяйственный народ.

Формой я доволен, у меня «горка», сшитая в Александрии. А вот киевские берцы «Талан» вроде и нормальные, но в них холодно, они только на теплый сезон.

Со снабжением все в порядке. Питание на высшем уровне. Волонтеры нас балуют сладким, ну и запомнилось, как кто-то из волонтеров привез нам варенички домашние, залитые смальцем, долго хранятся, красота! Как-то само собой выделились три парня, которые умеют и любят готовить (повар не положен по штату). Готовить приходится каждый раз, холодильников нет, да и электричества нет в Песках. У меня есть генераторы, но мы включаем их только на час-два, чтобы подзарядить радиостанции и мобильные телефоны. Обычное снабжение отремонтировать очень сложно – после большого пожара в Песках все сгорело, все кабели.

Воды нет, пьем только бутилированную, хотя подвозят и техническую. Жить, в общем, можно. Но как же хочется, чтобы все это скорее закончилось…