Тряхнуть стариной

«За углом, на асфальтовом пятачке, в мусорных баках кончаются спирали земного существования. А вы думали – где? За облаками, что ли? – заметила беспощадная в деталях Татьяна Никитична Толстая, заканчивая рассказ “Милая Шура”. – Вон они, эти спирали – торчат пружинами из гнилого разверстого дивана. Сюда все и свалили. Овальный портрет милой Шуры — стекло разбили, лицо смято… Старушечье барахло — чулки какие-то… Кувшин с отбитым носом. А бархатный альбом, конечно, украли. Им хорошо сапоги чистить».

«Все на продажу понеслось, и что продать, увы, нашлось»

Осмелюсь дополнить любимую писательницу таким наблюдением: не все отжившие свой век вещи оказываются на свалке, многое попадает на блошиные рынки. Есть такой и в Кропивницком.

Возник он относительно недавно – не более десяти лет тому назад – в сквере между Колхозным рынком и дендропарком. Первыми это место облюбовали несколько пенсионерок, торгующих прищепками, обув­ными стельками и шнурками. Поскольку бабки не представляли собой эпидемиологической угрозы (в отличие от, например, торговок домашней кровянкой и молоком в бутылках из-под кока-колы, стоящих круглый год у Привокзального рынка), власти закрыли на них глаза. За последние годы блошиный рынок сильно разросся. Придите туда в выходной часов в восемь утра – увидите, как торговый люд разгружает свои тачки, «кравчучки», автомобили.

У каждого – свое место. Однажды застолбив лоскут земли, человек считает себя законным его владельцем. Если там попытается расположиться кто-то другой – скандал. В ход могут пойти камушки-кирпичики, которыми торговцы фиксируют на земле клеенки, скатерти и газеты, прежде чем разложить на них свое скарбишко. Когда торговля заканчивается, камушки-кирпичики складываются в кучку или прячутся в кустах разросшегося можжевельника.

Еще на барахолке очень не любят, когда им мешают. Например, вы случайно встретили в этих рядах школьного товарища, ищущего зеркало заднего вида к «Москвичу-412». Разговорились, вспомнили, как в 1984-м, в восьмом классе, героически стояли на морозе в почетном карауле у здешнего памятника. Вам, конечно, невдомек, что мешаете кое-кому торговать – закрываете собой его ценный товар. И вам непременно укажут на это.

Множество вещей разной степени полезности продается здесь. Например, алюминиевые ножки от трюмо, выпущенного при Брежневе. Остальные его части, похоже, растерялись в описанных Толстой спиралях бытия. Вам случайно не нужны в хозяйстве такие ножки? Могу подсказать, где искать. Или, может быть, вы измучились, принимая ванны и затыкая сливное отверстие пяткой? Знаю, где найти почти новую пробку, тоже произведенную в СССР. На том же куске клеенки увидите противогаз, детские ласты и строительную каску с надписью «БАМ». Чудный набор! Один приятель, участник войны в Афганистане, хвастался мне выгодно купленным на нашей барахолке офицерским ремнем из той же советской эпохи. По словам служивого, ремень – редкого фасона, с какой-то необычной (тройной, что ли) строчкой, потому и сильно ценен среди людей, знающих толк в таких вещах.

О телескопе мечтал с детства

Недавно увидел в тамошних рядах самодельный стенд с текстом «Продается телескоп» и схемой прибора, довольно профессионально выполненной простым карандашом. Сомнений не было: прибор – тоже самопальный. Я обрадовался и в предвкушении знакомства с кулибиным XXI века кинулся к кучке расположившихся под деревом стариков. Они играли, кажется, в карты. Один, назвавшийся Владимиром Кирилловичем, и оказался продавцом «гаджета», столь необычного для блошиного рынка. Рассказал, что о личном телескопе мечтал с детства и только в 53 года – лет двадцать пять тому назад – собрал его. Но радость была недолгой – рядом построили высотку, которая закрыла небо. Пришлось отнести телескоп в гараж. Я, отрекомендовавшись, умолял показать творение, обещал, что публикация о нем в газете поспособствует быстрой продаже. Но старику моя идея не понравилась, и он заявил, что не очень-то и хочет продать телескоп. Что ж вы, Владимир Кириллович, морочите головы людям?..

Неподалеку пожилой мужчина уже лет пять продает колбы, реторты, мензурки и тому подобную утварь. Кажется, какая-то школа осталась без химлаборатории. А может, и важное, когда-то союзного значения, предприятие. Не представляю, каким путем это добро попало к мужику и кому из посетителей блошиного рынка оно может понадобиться. Очередь за ним пока не стоит.

Зато всегда людно у раскладушек, заваленных бейсбольными кепками, брючными поясами, статуэтками, канделябрами, кальянами. Торговец старьем – похоже, это секонд-хэнд – в расцвете сил мужчина. Вряд ли он работает где-то еще – попробуй только с этим хозяйством управиться. В нескольких метрах, на обочине дороги, стоит его «Волынянка» – советский, для колхозников, джип. Есть у него и минивэн «Фольксваген», иногда приезжает на нем.

Рядом – еще один торговец подобным секондом, у него на протяжении двух лет я купил несколько керамических (пустотелых, подчеркиваю) статуэток по 120-150 гривен за штуку. Конечно, не мейсенский фарфор, но тоже красивые вещицы. Такие в сувенирных и посудных магазинах стоят тысячи.

Мировые бренды по цене ширпотреба

Модницы, безусловно, мечтают о галантерейных брендах RI2K, Tod’s, Michael Kors, Mulberry. Только вот не каждой по карману сумка стоимостью двадцать – сорок тысяч гривен. На нашем блошином рынке есть местечко, где такие – по 400-500 грн. Не совсем новые, но очень красивые, качественные и, если кому-то важно, статусные. Барышня с сумкой Mulberry смотрится в маршрутке очень вызывающе, как классовый враг. Торгуют предметами роскоши две женщины. Понятное дело, не рассказывают, откуда товар. Остается догадываться: надоевшие западным миллионершам сумки попадают к нам в контейнерах с секонд-хэндом.

Еще один оживленный уголок – где торгуют фалеристикой. Товарооборот там, возможно, и скромный, но желающих поглазеть на значки всегда полно. Иногда рассматриваю их. «Донор СССР», «Волоколамск. Гербы городов Подмосковья», «Вечная слава героям Волгограда», «Москва. Август 1978. Универсиада», «Профспілка працівників освіти і науки», «Депутат районного совета», «Бородино 82», «Победитель соцсоревнования»… Добрая половина фалеристики – лениниана. Ленины – в кепках и без.

Немаленькая часть сквера по выходным покрывается книжками. Главный торговец таким товаром – некий Александр, любитель красного словца (его афоризмы печатаются во многих изданиях). Есть у него на продажу и мировая литературная классика, и пособия по всяким садо-, свино- и кролиководствам, и сборники кулинарных рецептов, и справочники по болезням, и книжки-инструкции по сексу. Говорят, Александр скупает все это в макулатурных пунктах по дешевке. Впрочем, и продает их недорого.

Книжки про «это» часто попадаются и в других уголках сквера. Забавное зрелище: стоит женщина глубокого пенсионного возраста, а возле нее на газетке рядом с детскими обносками – глянцевая книженция «101 поза и максимум удовольствия».

Частенько встречаются здесь моюще-чистящие средства – «Доместос», «Туалетный утенок» и т.п. Цены – приятные, ниже магазинных. Говорят, оказываются эти вещи на блошином рынке благодаря людям, чья профессия – убирать помещения. Сэкономленные, так сказать.

Место встречи изменить нельзя?

А еще на барахолке есть мангалы, часы, ковры, пустые бутылки от виски, домашняя консервация, судна для лежачих больных, аппликаторы Кузнецова, тонометры, паяльные лампы, лопаты, грабли, топоры, электро- и другой инструмент, мобильные телефоны, видеокассеты, компакт-диски, грампластинки, компьютерные клавиатуры, открывалки для банок (попадаются и знаменитые с надписью «Северодонецк»), советские и венгерские дипломаты, радиодетали, дверные замки, одежда, обувь, нижнее белье (много – на кустодиевских красавиц), рыболовные пауки, лодочные якоря, велосипеды, детские игрушки, комнатные цветы, наборы шахмат, шашек и домино, пуговицы, ложки-вилки-кастрюли, люстры, зеркала, грелки, солдатские фляги, «кравчучки», мясорубки… Немалая часть этого скарба непригодна к дальнейшему использованию. Но люди из года в год по выходным тащат его в сквер.

Как-то услышал на барахолке приблизительно такой разговор двух старушек (одна продавала утюг, кофту и еще что-то, другая – шерстяные платочки производства СССР):

– Тут один дєд такі утюжки продавав по сто п’ятдесят. Я прошу сто, надоїло тягать туда-сюда. Ніхто не бере.

– Нікому нічого не нада. Пів дня простояла, хоч би хто спитав. Ніколаєвна, дарю вам осьо платочок.

– Ой, спасіба. А я вам, Кузьмінічна, дарю кохту. Тьопла, новісінька!

Я глянул на кофту и вспомнил, что похожая была у матери лет сорок назад. Шерстяная, индийская, купленная в «Оксане» на улице Шевченко. Во времена советско-индийской дружбы такие имелись в гардеробе половины гражданок СССР. Многие берегли импортную одежду, надевали только по праздникам, а теперь несут на блошиный рынок, чтобы в конце концов отдать даром.

Уверен, для многих пожилых кропивничан барахолка – это прежде всего место, где можно развеяться, пообщаться. Не хлебом ведь единым… Об этом напоминают и представители какой-то христианской миссии, собирающиеся здесь по субботам и воскресеньям, поющие про Бога и Украину.

И хотя полиция упорно не замечает бардака в этом сквере, так будет не вечно. Вот если бы и порядок навели, и народ не обидели!

Безусловно, блошиный рынок Кропивницкому нужен. Например, есть мнение, что старьевщикам можно было бы разрешить торговать по выходным в центральной части города, отведя им часть какой-то пешеходной улицы. Кстати, барахолки – и еще какие! – имеются в Париже, Берлине, Лондоне, Нью-Йорке, Амстердаме. Чем мы хуже? Старья у нас – навалом.