«Ротмистр Подушкин и его открытки»

18 декабря, в годовщину смерти Виктора Васильевича Петракова, в Москве прошла презентация его последней книги. И, конечно, это была книга о нашем городе, точнее о нашем земляке – Константине Подушкине, выпускнике Елисаветградского кавалерийского училища, белом офицере, одном из основателей «елисаветградского землячества» в Нью-Йорке, художнике-«открыточнике». Хотя и о городе тоже – ведь даже спустя полвека, живя в чужой стране, Константин Подушкин изображал на открытках Елисаветград и елисаветградских кавалеристов.

Профессиональным художником Подушкин не был, но Виктор Петраков пишет, что его любительские живописные работы неоднократно выставлялись в Нью-Йорке. А его ностальгические открытки были очень востребованы в эмигрантской среде, их даже в Австралии печатали, правда, пиратским способом, без ведома автора.

Книгу «Ротмистр Подушкин и его открытки» Виктор Васильевич окончить не успел, с разрешения семьи работу довели до конца единомышленники, используя его записи и собранные материалы. В аннотации к книге сказано, что она будет интересна в первую очередь филокартистам – коллекционерам открыток, ведь речь идет о целом пласте «открыточной» культуры. Эмигрантские открытки не похожи ни на советские, ни на американские того же времени. Для людей, которые их посылали друг другу, это были не просто красивые картинки – это была частичка родины, навсегда утраченного оте­чества, которому они хранили верность. Это был своеобразный знак «Ты помнишь? Я тоже помню»…

Но, безусловно, эта книга будет интересна и нам – елисаветградцам-кировоградцам-кропивничанам.

Елисаветградец Подушкин

«Костя Подушкин – младший сын генерал-майора 19-го драгунского Кинбурнского полка Николая Александровича Подушкина, также выпускника “Славной южной школы”, как любовно называли Кавалерийское юнкерское училище елисаветградцы, - пишет Петраков. – В годы обучения в ЕКЮУ Николай познакомился с юной елисаветградкой Соней Лошкаревой, которая в последующем стала его женой. Софья Дмитриевна была дочерью елисаветградского купца Дмитрия Фомича Лошкарева, человека зажиточного и уважаемого».

Петраков пишет, что Лошкаревы имели собственный дом на углу Преображенской и Александровской (ныне Тарковского), окна которого выходили на Преображенскую церковь. А Дмитрий Фомич Лошкарев служил товарищем (заместителем) управляющего банком.

У Николая и Софьи Подушкиных было трое сыновей: Николай, Владимир и младший Константин. Все трое стали военными. О судьбе Владимира Петраков пишет мало. А вот старший сын – штабс-ротмистр Николай Николаевич Подушкин – не присягал на верность Временному правительству, остался верен монархии и погиб 9 января 1919 года под Гуляй-Полем.

Впрочем, нас, как и Петракова, больше интересует младший Подушкин – Константин. «Константин Подушкин родился 25 марта 1897 года в городе Ковеле, - пишет автор. - В Елисаветград он попал после окончания Владимирского Киевского кадетского корпуса. В период учебы в корпусе кадет Подушкин брал уроки рисования у киевского профессора В. М. Галимского. (Киевлянин Владислав Михайлович Галимский, окончивший Киевскую рисовальную школу Мурашко и Петербургскую академию искусств, сегодня художник практически забытый, но в 1910-х годах он был довольно известен, провел в Киеве несколько персональных выставок и действительно занимался педагогической деятельностью. – О.С.)

(…)

Выпуск 1915 года был по условиям военного времени без экзаменов, не предусмотрены были и летние каникулы. Константин Подушкин в составе 1-й роты стоял на молебне в корпусной церкви. (…) После церемонии прощания с корпусным знаменем и выпускного обеда кадеты были свободны и делали свой выбор, определявший всю их дальнейшую и будущую жизнь. Большинство, как и подобает кадетам, связывали свою судьбу с военной учебой и службой.

По окончании кадетского корпуса Константин Подушкин вместе с большой группой кадет 1 июля 1915 г. прибыл в Елисаветград для зачисления в кавалерийское училище. Вспомним, что в этом городе, в его центральной части, был родовой дом Костиной бабушки по материнской линии. Да, не будь войны, юнкер Подушкин в течение двух лет находил бы приют и тепло под крылышком Софьи Дмитриевны в дни увольнений и праздников. Но по условиям военного времени предполагалось не двухгодичное обучение, а ускоренные курсы».

В «Примечаниях» Петраков приводит воспоминания ротмистра Подушкина из книг «Незабываемое прошлое Славной южной школы» и «Военная быль. Издание Общекадетского объединения», которые были изданы в США в 1960-х годах:

«1-го июня 1915 года к лагерю Елисаветградского Кавалерийского училища приближался караван парных извозчиков, на каждом из которых сидело по два кадета моего Владимирского Киевского кадетского корпуса. Когда мы являлись дежурному по лагерю офицеру училища, в дежурной комнате присутствовал Гв. Полковник Беляев, который сказал: “Что же, мне, кажется, придется из киевских кадет формировать еще один взвод”».

«Несмотря на сокращенное время пребывания юнкера в Школе в годы войны, нагрузка обучения фактически отличалась от таковой мирного времени только тем, что у нас были исключены общеобразовательные предметы. В моем выпуске юнкер не расставался с лошадью ежедневно в течение 3-4 часов: помимо манежной езды каждый день, бывали разные выезды в поле, рубка в конном строю, уколы пикой, эскадронные учения, движение разъездов на местности, конный маршрут, тактические занятия и маневры.

В общих основных чертах расписание дня все 4 месяца пребывания в лагере на младшем курсе было следующим: подъем в 6 часов утра, до чая гимнастика или фехтование или вольтижировка; после чая до обеда (8-12 часов) обязательно манежная езда, потом строевые занятия – пеший строй, пеший по конному, оружейные приемы (…) Кроме этого, бывали практические занятия по седловке, ковке лошадей, стрельба и езда на паровозах “Елисаветград – Знаменка”. После ужина подготовка к репетициям до зари (9 часов). В мои месяцы прохождения обучения юнкеру некогда было долго думать, у него хватало только времени, чтобы быстро соображать, что внушалось каждому с первого момента, когда он перешагивал порог училища».

Подушкин подробно описывает также теоретические занятия, изу­чение уставов, тактики и т. п.

«1 февраля 1916 года в старом родовом доме моей бабушки в гор. Елисаветграде, куда ко дню моего производства приехала и моя мать, чтобы привести в порядок все счета у портных, сапожников и других моих поставщиков, я в течение трех дней со своими близкими друзьями моего же выпуска праздновал получение первых офицерских погон. Наше торжество было значительно украшено еще и тем, что растроганная всем увиденным, не особенно щедрая моя бабушка вытащила из тайных своих погребов то шампанское, которое осталось после свадьбы моей матери, и оно прекрасно играло в наших бокалах. После этого я отправился на фронт».

«В первых числах февраля 1916 г., получив предписание, как и многие моего выпуска, прямо из училищ явиться в полк в действующую армию, я встретился по дороге на фронт со своим отцом. Отец был очень обрадован, увидя последнего сына в офицерских погонах, и, разговаривая со мной, с большой любовью вспоминал и свои юнкерские годы.

– Что ж, приходилось тебе, - спрашивал он, - выть на луну, объясняться в любви печке? Запомни только то, что сущность традиций, какие бы они ни были, заключалась не в отбывании капризных подчас желаний корнета, а в том, что каждый офицер должен был привыкнуть к моментальному исполнению приказания старшего, без излишних размышлений. Вспомни, как солдат Царя Петра, приказавшего ему прыгнуть в окно, только спросил: «В какое прикажете, Ваше Величество?» Так и ты смотри на традиции».

Вообще о неукоснительном соблюдении кавалерийских традиций и беспрекословном подчинении старшему по званию Подушкин пишет с большой ностальгией, объясняя, что не понимать пользы такого обучения может только штатский человек, да и то недалекий.

Между войнами

«20-летие Подушкина совпало со смутным революционным 1917 годом, - пишет Петраков. - Верные присяге офицеры устремились на фронт, чтобы влиться в ряды Добровольческой армии. Среди них был и Константин Подушкин. В эти смутные дни он проявил свою позицию тем, что отказался принимать присягу Временному правительству. В Добровольческой армии он сражался во 2-м конном генерала Дроздовского полку, в котором находилось большое число гусар 18-го Нежинского полка. Вместе с Константином воевал его брат, также не изменивший присяге, штабс-ротмистр Владимир Николаевич.

Из переписки однополчан по Нежинскому гусарскому полку, которая велась в шестидесятые годы XX столетия, рисуется картина постепенного развала полка после событий 1917 года.

(…)

Константину Подушкину было суждено пережить драму эвакуации из Крыма и многомесячное пребывание в Галлиполи».

Наверное, нужно пояснить, что речь идет не о Галлиполийской битве. А о военном лагере на полуострове Галлиполи, который действовал с ноября 1920-го до мая 1923 года. Сюда отошли из Крыма оставшиеся части белой армии Врангеля – около тридцати тысяч военных, а также беженцы, военные и гражданские суда. Армия под командованием генерала Кутепова сохраняла боеспособность 2,5 года – регулярно проводились военные парады, не прекращались учения, среди военных поддерживалась строжайшая дисциплина. С февраля 1921 года в Галлиполи функционировали шесть военных училищ, гимнастическо-фехтовальная школа, художественные и театральные студии, библиотека, гимназия, 7 храмов и даже детсад.

Эти люди искренне верили, что они еще послужат отечеству… Можно по-разному относиться к монархии и к белому движению (или вообще никак к ним не относиться), но в историю галлиполийцы вошли как образец воинской чести и верности. Есть в этом что-то трагически дон-кихотское: армия несуществующей страны, в полной боевой готовности ожидающая приказа, который уже некому отдать…

Петраков пишет: «Огромным благом для галлиполийцев и их товарищей было перемещение в славянские страны. Есть основания считать, что К. Подушкин вначале отбыл с 3-м кавалерийским полком в Болгарию и пробыл некоторое время в городе Орхание. Несомненна причастность Подушкина к сооружению русской церкви Св. Троицы в Белграде и участие в событиях, связанных с перезахоронением в этой церкви в 1928 году праха генерала П. Н. Врангеля.

Доподлинно известно, что Константин Подушкин не устранялся от общественной жизни русской колонии в Королевстве СХС (Словении, Хорватии, Сербии. – О.С.). Поиск материалов о пребывании Подушкина в Болгарском царстве и Королевстве СХС продолжается.

Из воспоминаний самого К. Н. Подушкина можно предположить, что в Югославии он жил в Хорватии, бывал у друзей в городе Земуне, который сейчас стал одним из районов Белграда. Затем пришла новая война. Вторая мировая».

Вторая война

«Труднее всего мне было приступить к описанию страниц жизни К. Н. Подушкина, связанных с его службой в Русском корпусе, - пишет Петраков. - Мне, человеку, воспитанному в духе ненависти к фашистам и их пособникам, было сложно преодолеть сложившиеся у меня и моих сверстников, воспитанных в Стране Советов, стереотипы отношения к тем, кто, надев немецкую военную форму, с оружием в руках выступал на стороне германского фашизма.

Давайте вместе попробуем разобраться в этой ситуации, в которой оказались наши соотечественники во время Второй мировой войны. В среде русской эмиграции было немало тех, кто ждал и желал победы Красной Армии, невзирая на свое негативное отношение к советской власти. Из наиболее известных назову русского генерала, командующего Добровольческой армией Антона Ивановича Деникина.

(…)

Хочется сказать: “Не судите, да не судимы будете”. Но все же для того, чтобы попытаться понять, почему тысячи русских эмигрантов с подъемом шли в Русский корпус, созданный на территории Югославии, необходимо сделать некоторые разъяснения.

Известно, что Германия напала на Югославию еще в апреле 1941 года. В этой ситуации русские эмигранты – как подданные Юго­славии, так и не принявшие подданство – по воинскому призыву, а многие и добровольно встали на защиту приютившей их страны от агрессора. Однако никаких реальных решений принято не было, так как Германия молниеносно завершила захват Югославии.

С началом войны, развязанной Германией против СССР, в Юго­славии активизировались коммунистические силы, начались не только сопротивление фашистам, но и антиправительственные выступления. В условиях одновременной борьбы против оккупантов и захвата власти левыми силами первыми жертвами, и в первую очередь в Сербии, стали русские эмигранты, особенно те из них, кто проживал обособленно и не мог организовать коллективную защиту. По сведениям Представительства Русской эмиграции в Белграде, на 1 сентября 1941 года статистика нападений и физического истребления была ужасающей. Было убито 250 русских, причем были факты уничтожения целых русских семей, включая женщин и детей.

Генерал М. Ф. Скородумов, возглавлявший русскую эмиграцию в Сербии, стремясь найти пути разрешения этой проблемы, обращался к сербским властям, которые в тот момент были абсолютно бессильны и переадресовали Скородумова к германскому командованию. В результате сложных переговоров и обсуждений условий формирования был создан Русский охранный корпус, который комплектовался в основном русскими офицерами, солдатами, казаками – ветеранами императорской армии и участниками Белого движения. Это были уже великовозрастные воины (несколько человек старше 70 лет), в корпус зачислялись рядовыми и не претендовали на какие-либо офицерские должности.

Находясь в изгнании уже более 10 лет, эти люди, видевшие единственной целью свержение большевиков любой ценой, взяли в руки оружие на чужой территории, в чужих мундирах, сражаясь против коммунистического мировоззрения. Понимая, как мало шансов у них было на успех, прекрасно зная цели Гитлера в отношении Советского Союза, “корпусники” и не допускали возможности завоевания Германией России, и мысленно примирялись с временными успехами Германии, исходя из принципа “хоть с чертом, но против врага № 1”, считая таковым большевизм и Сталина».

И далее: «1944 год для К. Н. Подушкина отмечен новым исходом, на сей раз в Австрию, где в городе Зальцбурге его застало известие об окончании Второй мировой вой­ны. Это была уже третья война, проехавшая по судьбе Константина Подушкина, как и многих его сверстников, независимо от того, были они белыми, красными или других политических убеждений.

Несколько лет Подушкину пришлось провести в зальцбургском лагере перемещенных лиц (“ди-пи”). И только в 1950 году, когда США открыли возможность приема у себя трехсот тысяч беженцев, семье Подушкиных удалось перебраться на североамериканский континент».

Петраков не пишет о том, чем занимался Константин Николаевич в Югославии и Австрии, как, впрочем, не пишет и о том, чем он зарабатывал на жизнь в США. Но предполагает, что первые (неизвестные нам) открытки ротмистр Подушкин мог рисовать еще в Галлиполи. Известно, что в Галлиполи была своя фотомастерская, которая печатала в том числе и открытки – фотографии, на которых были изображены наиболее важные моменты из жизни этого временного русского военного поселения.

«Незабываемое прошлое»

«После бесчисленных мытарств, переездов и обустройства на новых местах лишь в 1959 году питомцы “Славной южной школы” возродили уже на американской земле объединение бывших юнкеров Елисаветградского кавалерийского училища, - пишет Петраков. – Целями основания объединения были поддержание корпоративного духа елисаветградцев, а также помощь инвалидам и престарелым питомцам училища, которых с годами, естественно, становилось все больше.

Конкретной задачей, которую ставило перед собой объединение, была подготовка и издание исторического очерка об училище, столетний юбилей которого должен был наступить в 1965 году. Одним из основателей объединения юнкеров-елисаветградцев в США являлся Константин Николаевич Подушкин. Председателем был избран полковник Генерального штаба, георгиевский кавалер Сергей Николаевич Ряснянский».

Книга «Незабываемое прошлое Славной южной школы. 1865-1965» у нас хорошо известна. Она есть в свободном доступе в Интернете, историки и краеведы часто цитируют это издание. Наверное, только прожив полвека в чужой стране, потеряв всякую надежду увидеть когда-то родину, можно так отчетливо вспомнить все, как вспоминали «питомцы» Южной школы – всех командиров, расписание занятий, устав, мельчайшие детали быта…

Но вернемся к книге «Ротмистр Подушкин»:

«Автору неизвестно, рисовал ли открытки К. Н. Подушкин в период галлиполийского “сидения”, пребывания на Балканах и в лагере “ди-пи”. (…) Исключить такие находки нельзя, напротив, автор надеется, что выход в свет книги об открытках К. Н. Подушкина позволит обнаружить доселе неизвестные его работы. И только уже после Второй мировой войны, живя в Соединенных Штатах Америки, Константин Николаевич успешно и плодотворно занимался открыточным ремеслом. Делалось это не ради денег; скорее всего, это было творчество для души, для друзей, в память о давно ушедшей России, а также в целях благотворительности.

В начале 60-х годов ХХ века забрезжила знаменательная дата – 100-летие Елисаветградского училища, основанного в 1865 году. Открытка, с которой началось мое знакомство с творчеством К. Н. Подушкина, была изготовлена специально к 100-летнему юбилею училища.

В центре открытки – портрет императрицы Елизаветы Петровны, ведь при ее правлении основана Крепость Святой Елисаветы, давшая имя городу Елисаветграду, где через 110 лет было создано кавалерийское юнкерское училище. Здесь же портрет Александра II, в годы правления которого происходила военная реформа и создавалась стройная система военно-учебных заведений. И, конечно же, на нас взирают с этой яркой миниатюры лики сына и внука царя-освободителя: Александра III и Николая II, при которых действовала “Славная южная школа”, успешно готовя офицеров для армейской конницы.

Бывшие юнкера-елисавеградцы, к тому времени уже немолодые люди, как бы переживали вторую молодость. С необычайным подъемом и активностью писались воспоминания о “Славной южной школе”. Письма с мемуарами, фотографии и открытки шли из Австралии, Аргентины, Парагвая, Франции, Германии и других стран.

Свои небольшие, но яркие сувениры готовил к 100-летию Елисаветградского училища и Константин Николаевич Подушкин, до конца своих дней представлявшийся ротмистром 18-го гусарского Нежинского полка. Он сохранил в душе нежданную любовь к степному уездному Елисаветграду, неизменную верность товариществу и память об учебе в училище. И память эта, и любовь отразились в ностальгических открытках, которые рисовал Подушкин. Автором собраны десятки миниатюр этого художника-открыточника. Изображения недостающих открыток были получены от Р. В. Полчанинова в электронном виде. Всего, по его сведениям, было выпущено 55 открыток, в том числе две, изданные пиратским образом в Австралии».

Открытки Подушкина

Виктор Петраков пишет: «Искушенные искусствоведы наверняка не признают открытки Подушкина высокохудожественными произведениями; их можно было бы назвать неким коммерческо-патриотическим творчеством, с элементами лубка и нескрываемыми заимствованиями из художественного наследия именитых русских живописцев.

А коммерческим совсем не потому, что они должны были принести большую прибыль, а в силу того, что спрос на них у русских эмигрантов, несомненно, был значительным. В то же время розничная цена их равнялась 10 американским центам за штуку. Тираж, как правило, колебался от одной до трех тысяч экземпляров.

В открытках К. Н. Подушкина подкупало другое. Прежде всего близкие русскому сердцу темы и сюжеты, памятные даты. Максимальная выверенность деталей, которые “прочитывает” искушенный зритель и оставляет без всякого внимания человек непосвященный. Я имею в виду точность в изображении деталей одежды, как военной, так и гражданской; безупречность прорисовки орденов и медалей, знаков и жетонов».

Константин Подушкин умер в 1969 году. Его супруга – Мария Владимировна – пережила его на 32 года. Виктор Петраков очень сожалел, что не успел встретиться с этой женщиной. Впрочем, американские исследователи Белой эмиграции рассказали ему, что сожалеет он зря. Мария Владимировна, которая до этого работала дежурной в Синоде Русской Православной Церкви, довольно долго была серьезно психически больна, добиться встречи, а тем более разговора с ней было невозможно. Она умерла в 2001 году в доме престарелых, никого не узнавая.

Наследников у Подушкиных, судя по всему, не было.

«Что произошло с личным архивом Константина Николаевича, какова его судьба – пока неизвестно, - пишет Виктор Петраков. – Счастье, если его кто-либо сохраняет. Ведь мы знаем сотни случаев, когда после смерти одиноких людей их бумаги и многое другое выбрасывается в мусорные контейнеры или сжигается».

Некоторые открытки Подушкина (а Петраков приводит в книге все 55) мы не рискнули публиковать в газете. Многие символы, святые для американского елисаветградца Подушкина, сегодня в Украине имеют совсем иное значение. Открытки Подушкина украшают флаг несуществующего государства, в котором он родился, георгиевская лента, двуглавый орел и т. п. Но посмотрите на другие открытки! Наше Кавучилище (будем снисходительны и простим монархисту портреты монархов). Еловая ветка, украшенная символами ЕКУ: жетоном, кивером, шпорой и другими атрибутами жизни юнкеров-елисаветградцев. Или вот этот елисаветградский кавалерист, протягивающий бокал с вином…

Всего этого давно уже не существовало, но Подушкин рисовал. И тысячи бывших елисаветградских юнкеров покупали эти открытки по десять центов и отправляли своим бывшим соученикам – во Францию, в Парагвай, в Аргентину, даже в Австралию. Как жаль, что мы сегодня не посылаем открыток!

P. S. Для нас эта публикация – прежде всего дань памяти автору издания Виктору Васильевичу Петракову, который, как и герой его книги, «сохранил в душе нежданную любовь к степному городу», в котором учился. И если в случае с Подушкиным скептики могут предположить, что Елисаветград просто олицетворял для него все, что он потерял, - молодость, родину, надежду на будущее, то Виктора Петракова в этом не заподозришь. Впереди его ждало блестящее будущее, прекрасная карьера, интересная жизнь, многие города и страны, но он ежегодно приезжал сюда – в наш город, в котором он не родился, но который искренне полюбил.

17 декабря Виктору Петракову исполнилось бы 70. 18 декабря – ровно год, как его больше нет на свете. Спасибо, Виктор Васильевич, за то, что любили наш город, за то, что писали о нас и для нас