Живая книга, или Непростые вопросы и ответы о гомосексуальной ориентации

Для журналистов это не редкость: как только начинаешь разбираться с какой-то темой, возникает столько вопросов, что иногда кажется, лучше бы вообще за нее не брался. Именно это ощущают люди, которые впервые узнают, что в нашем по большей мере бинарном мире существуют не только мужчины и женщины. Есть люди, которые имеют и мужские, и женские половые органы. Или не имеют таковых. Или биологически относятся к женщинам, а чувствуют себя мужчинами. И наоборот.

Но разве только биология определяет, кто мы и чем интересуемся? Конечно, нет, скажете вы. Есть еще маркетинг, который предлагает девочкам покупать розовое, а мальчикам – голубое. И кто теперь поймет, почему именно так, а не, скажем, оранжевое и зеленое? Это сейчас об экспрессии – о том, как мы себя представляем миру: ходим в штанах или в платье, красим волосы в фиолетовый цвет или становимся жгучими брюнетами, закрашивая седину.

Кстати, сразу вопрос: если вы видите на улице мужчину в длинном платье с большими золоченными аксессуарами на шее – кто перед вами? Правильно, скорее всего, священник. И вопросов к нему не возникает, почему мужчина носит платье и украшения. В Швеции, кстати, половина священников – женщины, но сегодня не об этом.

Итак, кроме биологического пола и гендерной экспрессии есть еще третье измерение – это сексуальная ориентация. Кто нам нравится – мальчики или девочки? Или и те, и другие, в зависимости от нашего настроения и их уровня интеллекта и чувства юмора. К кому нас тянет в романтическом плане? Ведь дело не всегда в желании заняться сексом.

Общественные активисты, которые представляют сообщество ЛГБТКИ+, время от времени устраивают для журналистов встречи в формате «Живая книга». Это когда гей, лесбиянка, бисексуал, трансгендерный человек, квир или интерсекс рассказывает о своей жизни, отвечает на вопросы. Вот и мы сегодня устроили такое общение для вас, уважаемые читатели и читательницы.

– Дмитрий, расскажите, пожалуйста, о том, откуда вы, какое у вас образование, в какой сфере вы работаете?

– Я живу в Запорожье, мне 21 год. У меня на данный момент высшее незаконченное образование, я учусь на специальности «Право» заочно. И параллельно работаю коммуникационным менеджером в Запорожском областном благотворительном фонде «Гендер Зед» уже более трех лет.

– Сексуальная ориентация – сложная тема для публичного разговора. Почему, по вашему мнению, важно поднимать такие темы в украинских медиа?

– Эта тема нуждается в огласке, поскольку сейчас в обществе сложилась абсурдная ситуация «невидимости» огромной социальной группы: ЛГБТ-сообщества. Это кому-то может показаться неважным, однако под этой аббревиатурой на самом деле находятся сотни тысяч наших сограждан, которые вынуждены скрываться от самых родных и близких, боясь осуждения и непонимания. Согласно опросам, только 5% украинцев знают кого-то из ЛГБТ-сообщества лично, хотя я уверен, что у каждого и каждой есть такой человек в окружении. Именно поэтому видимость, как мне кажется, стоит повышать всеми возможными методами, в том числе через медиа. Таким образом, другие ЛГБТ (лесбиянки, геи, бисексуалы, трансгендерные люди. – Авт.) будут видеть, что жить можно, не только постоянно скрываясь от окружения, но и открыто.

– Знают ли ваши родные, друзья, родственники о вашей сексуальной ориентации и какой отклик получило ваше признание?

– Да, знают. Каминг-аут перед близкими я захотел сделать еще задолго до публичного каминг-аута (от англ. coming out – открытие своей сексуальной ориентации. – Авт.), однако страх осуждения был сильнее. Мама отнеслась к моему признанию скептически и долгое время была уверена, что «это временно», «перерастёшь», «просто так сейчас модно». Но о какой моде можно говорить, если ЛГБТ-люди, открываясь, ежедневно подвергаются риску физического и психологического насилия, я не знаю. Со временем я предложил ей посетить мероприятие для родителей ЛГБТ-людей киевской организации «ТЕРГО», где она смогла пообщаться с такими же родителями, как она. Мама получила базовую информацию о сексуальной ориентации и гендерной идентичности, проконсультировалась с профессиональными психологами. С тех пор её отношение к ситуации кардинально поменялось: сейчас она принимает меня таким, какой я есть, и вместе со мной выходит на Марши равенства. Кстати говоря, после первого нашего публичного интервью мама столкнулась на работе с волной гомофобии (иррациональный страх перед гомосексуальными мыслями, чувствами, поведением и людьми. – Ред.). После этого она еще решительнее относится к активизму и к важности таких акций, как Прайд, Марши равенства, ведь она на себе почувствовала, с чем сталкиваются ЛГБТ-люди, как только решаются сказать о себе.

– С какими трудностями сталкивается человек с гомосексуальной или бисексуальной ориентацией в украинском обществе? Какие его права не защищены и не реализованы?

– Прежде всего, это дискриминация и буллинг. Украинским законодательством не предусмотрена защита по признакам сексуальной ориентации и гендерной идентичности. Хотя подобная защита предусмотрена по таким признакам, как раса, вероисповедание, этническое происхождение, пол, социальный статус и т. д. Гомосексуальные украинцы и украинки не могут зарегистрировать свои отношения, из чего вытекает масса проблем. Например, нет права на общую собственность, нет права наследования после смерти партнера, нет права на алименты. Отсутствуют право свидетельствовать против партнера в суде, право на распоряжение телом партнера после смерти и ряд других прав и привилегий.

– Есть страны, в которых людям всех групп живется легче и безопаснее, чем в Украине. Не возникала ли у вас мысль уехать из Украины туда, где разрешены однополые браки?

– Не скрою, возникала. Но пока мне еще 21 год, я продолжаю верить, что общими усилиями сознательная часть граждан Украины смогут изменить ситуацию и общественное мнение по отношению к людям, которые от них отличаются. Еще 50 лет назад в Штатах или странах Западной Европы ЛГБТ-люди сталкивались с такими же и даже более жесткими гонениями, чем сейчас мы сталкиваемся в Украине. Однако все изменилось. Почему у нас не получится?

– Православная религия по-своему трактует то, каким сексом и с кем должны заниматься люди. Католицизм в последние годы делает шаги в направлении к признанию геев как важных членов общины. Как вы оцениваете роль и место церкви в поддержке равного отношения к людям разных ориентаций?

– Роль церкви безусловно важна, ведь люди в Украине в массе своей верующие, однако в Украине, как и в мире, церковь идёт далеко позади прогресса и меняется лишь вслед за людьми, не служа каким-либо ориентиром изменений для общества. Скорее наоборот, церкви до последнего выгодно стараться консервировать старые устои. Тем не менее, как мы видим, общество меняется, и отношение церкви на Западе к геям, лесбиянкам и трансгендерным людям меняется вслед за обществом. Ведь, оставаясь гомофобной, церковь вследствие этого попросту теряет прихожан.

– Какими духовными, моральными ценностями вы руководствуетесь в жизни, будучи представителем ЛГБТ-сообщества?

– Не думаю, что мои духовные или моральные ценности чем-то отличаются от ценностей гетеросексуальных людей. Это главная ошибка гомофобов: считать ЛГБТ носителями какой-либо идеологии, особых ценностей или морали. Нет. Единственное, чем гомосексуал отличается от гетеросексуала, – это пол тех людей, которые вызывают у него эмоциональное, романтическое и/или сексуальное влечение.

– Внешние и внутренние проявления сексуальной ориентации часто путают. Если мужчине хочется надеть розовые брюки, значит ли это, что он – гей? Если женщине нравится работать водителем троллейбуса, значит ли это, что она – трансгендер? Как разобраться в себе?

– Путать межу собой понятия гендерной идентичности (то, как мы ощущаем себя внутри), гендерной экспрессии (то, как мы выражаем себя во внешний мир через одежду, аксессуары) и сексуальной ориентации (то, кого мы любим, к кому нас тянет) точно не стоит. И надо знать это, различать. Это три независимые друг от друга вещи. В моем кругу общения прекрасно уживаются гетеросексуалы смазливой внешности, одевающиеся по последнему писку моды, и гомосексуалы, которые не придают никакого значения внешности, не делают маникюр (улыбается) и не особо стремятся изменить внешность или усовершенствовать посредством одежды.

– В нашем обществе существуют гомофобная и гомофильная субкультуры. Одни резко противятся тому, чтобы люди выбирали сами, каким сексом заниматься, другие – публично поддерживают движение ЛГБТ. Каким вы видите дальнейшее развитие этих субкультур?

– Я бы не сказал, что это субкультуры. Да, есть ЛГБТ-движение, есть движение за так называемые традиционные ценности (антигендерное движение). Это абсолютно нормально, ведь любой прогресс всегда сталкивается с непринятием части общества. Взять даже 5G: как это ни смешно нам с вами, но есть люди, которые верят, что их чипируют. А биометрические паспорта? Некоторые называют их «метка дьявола», и так далее. Человеку тяжело успеть за прогрессом, и он выдумывает защитные механизмы. Это давно изучено. Для меня гомофобия и подобные взгляды на паспорта лежат примерно в одной плоскости. Мне кажется, что адекватная точка зрения, несомненно, станет мейнстримом, просто для этого требуется время.

– Вы занимаетесь активизмом в сфере ЛГБТ с юности. Каким образом эта деятельность определила ваш выбор профессии и круг общения?

– Во многом. Работать в фонде «Гендер Зед» я начал после того, как решил заняться активизмом. Ведь для меня это действительно важно, и я горю и верю в то, что делаю. В связи с этим, конечно, я окружаю себя людьми с похожим мировоззрением, из-за чего время от времени испытываю дискомфорт, сталкиваясь с «реальным» миром, в котором пока не все так хорошо, как в моём «социальном пузыре».

– Сегодня несложно найти информацию о различии в сексуальной ориентации и гендерной идентичности. Даже наша достаточно консервативная газета, пусть и очень редко, но пишет на эту тему. Почему же геев и лесбиянок не становится все больше и больше? Ведь, по мнению части населения, это сейчас «модно и популярно»?

– Потому что в любой стране, в любой исторический период ЛГБТ-людей было одинаковое количество. Может казаться, что в Европе их больше, чем, скажем, на Ближнем Востоке или в Украине. Почему так происходит, очевидно: в Европе ты защищен законом, а общество не будет осуждать тебя за то, кто ты есть. В Украине же, открывая свой статус, свою гомосексуальную ориентацию, ты столкнешься с волной ненависти и непонимания, а возможно, и с физическим насилием. Во многих странах Ближнего Востока это действие и вовсе грозит смертной казнью. Очевидно, что готовность у людей говорить о себе совершенно разная в этих трех регионах.

– Если публично открывать свой статус, свою сексуальную ориентацию сложно и небезопасно, зачем активисты проводят Прайды, Марши равенства, выходя под камеры и становясь объектом травли? Какой цели, кроме привлечения внимания, вы добиваетесь?

– Думаю, исходя из ответов на предыдущие вопросы, легко понять, зачем ЛГБТ-сообществу Прайды, акции и публичность. Без этого мы не изменим наше общество и будем продолжать оставаться невидимыми, а преступления на почве ненависти не будут расследоваться, а будут замалчиваться, как это происходит сейчас. Но это уже тема для отдельного интервью.

Беседовала Виктория Талашкевич, специально для «УЦ».