Анатолий Крутиков: «Антикварщиками становятся имманентно»

О встрече с ним можно было только мечтать после рассказов галериста Николая Цуканова. Известный антиквар из Николаева, обладающий глубочайшими знаниями по истории, искусствоведению, литературе и другим дисциплинам, лично знавший коллекционера Ильина и общавшийся с ним, неоднократно бывал в нашем городе. Но у нас все никак не получалось пересечься. И вдруг – у нас есть полчаса для беседы в галерее «Елисаветград» с Анатолием Крутиковым. Всего тридцать минут… Но каких!

Он из тех людей, которые обращают на себя внимание, притягивают, завораживают, как только начинают говорить. Вот как только Анатолий Васильевич сказал «антикварщик» вместо общепринятого «антиквар», тут же появилась интрига и предвкушение «вкусного» разговора. Узнав, что записываем интервью для преимущественно русскоязычной газеты, заговорил:

– Я сам русскоязычный. По-украински говорю с большой натугой. Русский язык никогда никуда не денешь. Он есть, он внутри, и все органично. А когда читаешь Бунина, понимаешь, что это не жемчуг, а золотые слитки словесности. А Гоголь! В некоторых моментах, когда он пишет о Руси, его проза выше поэзии. Но это так, отступление…

– Вы в нашем городе не впервые…

– Я неутомимый путешественник, объездил всю Европу, а рядом оказался город, в котором я ни разу не был. Но чудовищно разбитая дорога не позволяла мне сюда ринуться. Хотя заезжал ненадолго по делам. Здесь были какие-то антикварные магазины, которые я посещал. Города не видел, потому что сразу антикварный магазин, потом кафе и – обратно. О городе я не имел представления. И вот сегодня для меня открылось нечто совершенно новое.

Город ваш в высшей степени интересен. Каскады домов из кирпича, под каждым чувствуется архитектор, автор этих работ. Это лучше, чем где-нибудь в Голландии, потому что у вас я вижу виртуозную работу с кирпичом. А синагога меня совершенно добила – я подумал, что нахожусь в Марокко или где-то в Индии, вижу мавританскую архитектуру. А довершила дело больница Гольденберга с совершенно марокканским порталом. Я думал, что там султан живет, а оказалось, что это больница.

Я думал, что голландцы на высоте. Я там все пересмотрел, тоже восторгался, но ни один экскурсовод не мог мне объяснить культуру кирпичной кладки. А у вас мне объяснили, что было несколько кирпичных заводов, значит, где-то были прекрасные глины, и это подвигло к прекрасной архитектуре. Сырье – это важно. И кирпич у вас немецкого уровня, не потрескавшийся, не осыпавшийся, он вечный. Я в восторге от обилия таких зданий в вашем городе.

Это что касается архитектуры. А несколько раньше я посетил ваши музеи. Важно, что они в оригинальных домах. Я поражен, что здесь не было разрушительной стихии, какая была во время оккупации в Николаеве. Почти все сохранено, и это тоже радует. Есть что порисовать. Для художника это почти рай. И музеи богатые, насыщенные. Я даже не говорю о зале Ильина, с которым я, к счастью, был знаком. Примерно в 68-м году он приезжал ко мне в Николаев со своим другом. И я был у него, и по номинации был «подгрушечником», не входил в глубины коллекции. Только однажды он позвал меня заглянуть: «Посмотрите! Этого казака Мамая вы имеете в виду?» Я заглянул, сказал, что этого, и вернулся под грушу, понимая, в чем тут дело. Помню, как он ходил у меня по комнатам, во все вникал, спрашивал, что сколько стоит. Говорил, что может купить, а что поменять. И я был поражен его способности к реставрации высокой степени. Это был абсолютный средневековый алхимик…

Да, о музеях. Прекрасно оформлена экспозиция коллекции Ильина. Изумительные витрины, шкафы, стекло, которого больше, чем каркаса, и это правильно, ничто не мешает обзору. Чувствуется, что не воровали. Чувствуется, что не торопились. Я в полном восторге. И, конечно, ностальгия, дежавю. Вспомнил Ильина, когда увидел какие-то его вещи.

А музей искусств! Эта картина, этот «расстрел 9 января»… Если у кого-то есть «Последний день Помпеи», «Медный змий», то у вас колоссальная эта. И она настолько реалистична. Поляк, который, наверное, ненавидел Россию, и был настолько потрясен этим расстрелом, варварством, бросил все и за три месяца создал полотно, показывающее всю безжалостность Российской империи…

– Анатолий Васильевич, как становятся антикварами?

– Антикварщиками становятся имманентно, это изнутри. Это как стать предпринимателем. Сейчас некоторые читают лекции о том, как разбогатеть, пишут книги на эту тему. Глупость. Это для туалетного чтения. На самом деле все имманентно. Купцы же не слушали лекции о том, как стать богатым.

У меня это было заложено внутри, поэтому я первым в девяностых на рынках стал кофе торговать,  первым в Николаеве открыл антикварный магазин. Да, все пошло от отца, надо было видеть, просчитывать. А научить… Ну вы же знаете примеры, когда простые люди срывали джек-поты по четыре миллиона. Через год они снова становились дворниками, да еще и в долгах были.

А отец Эйзенхауэра сажал большую семью за стол и говорил: «Ребята, сэкономленный пенни – это заработанный пенни». Они с этого начинали. Уже потом Эйзенхауэр стал богатым человеком и президентом…

– То есть привить любовь к старине нельзя?

– Нет, можно. Есть два вида антикварщиков. Первый: купил – продал. Гиляровский пишет о полуграмотном крестьянине из Рязанской губернии, который осел в Москве, нанялся в приказчики и постепенно натаскался. Это натасканность. А глубоких, систематических знаний нет.

Есть второй тип. Надо видеть предмет, читать о нем, изучать, обойти местные музеи, столичные, «Эрмитаж», даже флорентийские, побывать в Риме. Я везде был. После всего этого предмет уже можно чувствовать. Вот возьмите киевский музей Терещенко. Какая глубина знаний! Одни интерьеры чего стоят. А какой спектр тем, которые его интересовали!

– Вам не кажется, что антикварщики – это уже предмет антиквариата? Сколько их должно быть, чтобы старина не исчезла?

– Знаете, почему это может исчезнуть? Мы вступили в такую страшную эпоху, когда уровень преподавания в школах ослабевает, идет на ущерб. Ни черта никто не читает. Украинской истории не существует. Той классической, академической истории, начиная с Рима. А ведь было, нам преподавали, мы учились, записывали. Я в одесском университете шесть лет это учил. Исторические факультеты закрываются. В Николаеве закрылся, в Одессе набрано катастрофически мало студентов.

Преемственности никакой. Откуда ж ему знать, что такое фаянс, фарфор? Бронза, как лить? Это надо постоянно в голову вкладывать, и тогда он будет к этому стремиться. Иначе в доме будет штампованная мебель. Но лучше старинная, из дерева. У меня дома ни одного нового предмета мебели нет. Я погружен в этот мир, и мне в нем хорошо.  Я хожу, как Плюшкин, в халате, на голове у меня колпак, сдвинутый на бок, и мне комфортно.

Конечно, у меня есть компьютер, интернет, потому что я перезваниваюсь со всей Украиной, зарубежьем, знаю себе подобных. Но в Николаеве все погибает. Никто из старых антикварщиков не принял эстафету. Мысль их устремлена в совершенно другие сферы. Спросишь, где Флоренция, он не скажет. Спросишь о Венеции, скажут, что это вода и гондолы. Этого мало. О Венеции хотя бы четыре часа надо рассказывать. Я это все пытаюсь преподавать внукам. В субботу у нас культурный день. Я сажаю их за стол и прошу, чтоб рассказали о колоннах, фонтанах, Ватикане и так далее. НО они не антикварщики…

Конечно, это все умрет. А я застал времена, когда антиквариат жил. И когда-то можно было большие деньги на этом заработать. Потому что считается, что после нефти и войны антиквариат на третьем месте по доходности. А сегодня продать ничего нельзя, «блошиные» рынки – убожество, антикварные магазины забиты, а покупателей нет. У людей другие приоритеты.

– Что вы посоветуете человеку, который обладает старинной вещью и хочет ее оценить?

– Сфотографировать, выставить в интернет на «Виолити», спросить, что это такое. Начнется обсуждение. Сто человек скажут, что это и сколько стоит. Если совпадут пять мнений – это ответ. Достаточно легко.

– Но приятнее же прийти к оценщику в антикварную лавку, где на двери колокольчик…

– Согласен. И оценщику приятнее иметь дело с вещами ручной работы. Но даже там, где эти лавки есть, они влачат жалкое существование. Даже в Европе. Магазины забиты, но девочки сидят и ногти полируют и скучают. Одна вещь дороже другой, но нет посетителей, нет денег.

Как это все передать? Читать лекции, начиная от Адама и Евы? Нужны курсы. Причем для молодых людей состоятельных родителей. Если убедить детей, научить разбираться, отличать, ценить, и все это на фоне истории – они уговорят родителей купить. А потом сами пристрастятся и будут покупать.

Кстати, женщины быстрее поддаются. И среди антикварщиков их было не меньше, чем мужчин. Они вникали, понимали и руководили мужьями, которые выкладывали деньги за те или иные предметы.

– Может, вам тренинги проводить?

– Зачем? Это не надо. И книгу об этом писать не надо. Потому что ты как бы продашь своих собратьев. У антикварщиков же много своих профессиональных секретов. А я знаю много тонкостей, которые не буду предавать огласке. Это интереснейшая тема, по объему как три высших образования. Только тогда можно плавать, как дельфин в воде.

Так что секретов не выдам. Лучше читайте Гиляровского…