Ее имени нет в Яд ва-Шем

13:53
1356
views

Какое счастье, что в свои 80 лет Ольга Ивановна остается энергичной, подвижной, работящей! Как здорово, что у нее прекрасная память! И какая удача для журналиста пообщаться с ней и услышать потрясающую историю ее детства. А детство совпало с войной.

 

С Ольгой Ивановной Бондарчук мы говорили о ее матери, о том, как она во время войны спасла еврейскую девочку. Таких людей называют праведниками мира. Но, чтобы быть удостоенным этого звания, нужно доказать спасение представителя еврейского народа. А доказывать в семье Ольги Ивановны никому не приходило в голову: спасли – и слава Богу. Просто дети, внуки и правнуки Анны Моисеевны Малюги знают эту семейную историю и пересказывают своим детям. Теперь о ней расскажем мы.

 

Справка «УЦ»:

Яд ва-Шем – израильский национальный мемориал Катастрофы (Холокоста) и Героизма. Находится в Иерусалиме и представляет собой комплекс, включающий в себя в том числе Сад праведников мира. Основан в честь тысяч неевреев – борцов против нацизма, которые по велению совести, рискуя собственной жизнью, свободой или статусом и не имея ни финансовых, ни евангелистских мотивов, избрали путь спасения своих еврейских братьев от геноцида.

Праведник (включая уже умерших и их родственников) получает почетный диплом и специальную медаль, отлитую в его честь, а его имя увековечивается в Саду праведников мира.

Ольга Ивановна из села Плетеный Ташлык Маловисковского района. Вспоминает, каким село было в годы ее юности: большое, красивое. Детей было так много, что учились в четырех школах, в числе которых была и молдавская. По четыре выпускных класса! Теперь не то. Но это судьба многих украинских сел.

 

О войне Ольга Ивановна рассказывает со слов своей мамы, да и детские впечатления навсегда врезались в память.

– У меня был старший брат, 1925 года рождения. Наши его на фронт не взяли, потому что годами еще не вышел, но пришлось его прятать от немцев, так как те забирали без разбора и угоняли в Германию. Они однажды всех ребят его возраста согнали и закрыли на втором этаже школы. Брат выпрыгнул из окна и убежал домой.

Дедушка еще в тридцатые годы сделал в лежанке хранилище для продуктов, чтобы прятать для семьи. Помните, наверное, тогда все «излишки» отбирали. Тайник этот был довольно просторным, его закрывали спинкой плотно придвинутой кровати. Вот там и прятался брат.

Однажды с поля приехали люди, сказали, что во время налета немецких самолетов была разбита телега с людьми, ехавшими из Златополя. В живых осталась только девочка. Помню, что дядька Пересунько посадил эту девочку к себе на телегу, спрятал в снопы и привез к нам в село. Вышли женщины, а он говорит: «Кто хочет – берите девочку. Еврейская семья погибла, только она одна осталась». Одна женщина отвернулась, другая, а мама говорит: «А я возьму. Будет, как Бог даст. Может, и моего ребенка кто-то когда-то спасет. Буду прятать вместе с Володей». Не боялась признаться, что прячет сына, потому что сын Пересунько тоже прятался.

Девочка была чуть старше меня. От меня скрывали, что она у нас прячется: мало ли что ребенок может сболтнуть. Обо всем я узнала, когда ее забирали. Однажды ночью в дом вошли люди в мокрых плащах. Помню, что одежда на них блестела. В доме было прохладно, поэтому я спала, перевязанная мягким вязаным платком, а на ногах были сшитые тетей валенки. Ночные гости сказали маме, что забирают Володю в Черный лес к партизанам, и девочку решили забрать. Они вылезли из укрытия, и с меня мама стала снимать платок и валенки, чтобы потеплее одеть девочку. Помню, что я сильно плакала.

Брат Володя партизанил, потом воевал, был танкистом. Дошел до Берлина, несколько раз был ранен. Мы получали на него похоронку, но после победы он вернулся домой. О девочке мы ничего не знали.

Примерно в конце сороковых – начале пятидесятых годов маму вызвали в сельсовет. Когда она вернулась домой, зашла в дом, стала перед образами, перекрестилась и сказала: «Слава Богу! Мой ребенок живой вернулся, и того ребенка спасли. Пришло сообщение, что Аня живая и учится в Москве в художественной школе». В сельсовете маме объявили благодарность…

На этом история могла бы закончиться, если бы не неожиданное ее продолжение. В семидесятых годах Ольга Ивановна каким-то чудом смогла съездить в Польшу. Старшее поколение знает, чего это стоило: проверки и оформление документов длились месяцами. Выехав один раз, коммуникабельная женщина подружилась с поляками и на следующий раз уже ехала по приглашению друзей, взяв с собой маму, брата и сына.

Семью радушно встретили, возили на экскурсии. В программе было посещение Освенцима. Все, кто посещал это место, без слез о нем не рассказывают. Не сдерживала слез и Ольга Ивановна:

– Там разговаривать невозможно, душа становится камнем – столько беды! В одном из залов лежали детские игрушки, среди которых я узнала свою куклу. Я не могла ошибиться, мне тетя ее сшила из домашнего полотна: туловище, голова, ручки, ножки. А на затылке вместо гульки была пришита пуговичка. Я увидела эту куклу и посмотрела на маму. Мама, тоже узнав мою игрушку, приложила палец к губам: молчи!

У Ольги Ивановны были некоторые сомнения по поводу своей куклы, но она не могла попросить потрогать ее и проверить, есть ли на затылке пуговица. Если ее нет, может, совпадение. Ольга Ивановна просит людей, которым доведется побывать в Освенциме, убедиться насчет пуговицы-гульки.

Как она могла там оказаться? Девочка Аня спаслась – это факт. Ведь семья Анны Моисеевны мало кому рассказывала о еврейской девочке, которую они прятали. Возможно, вместе с платком и валеночками девочке дали и куклу, чтобы не так боялась чужих людей. И эта кукла потом могла оказаться у другой девочки, судьба которой оборвалась в Освенциме…

Как бы там ни было, Анна Моисеевна Малюга была настоящим праведником мира. Ни она, ни члены ее семьи никому не доказывали этот человеческий подвиг, будучи просто уверенными, что простая украинская женщина не могла поступить иначе. Фамилии Ани никто не знает, хотя есть несколько фактов, по которым теоретически можно ее найти. Надежды мало, но вдруг кому-то эта история покажется знакомой…

Фото Ирины Романовской