О Репине и высоком искусстве

То, что в нашем городе есть такие художники, как Валерий Давыдов, делает его творческую ауру ещё более уникальной. Валерий Николаевич обучался живописи в Одесском художественном училище им. Грекова, а затем в Санкт-Петербургском академическом институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е.Репина. Сейчас он преподает на факультете искусств в ЦГПУ имени В. Винниченко.

Работы Валерия Николаевича поражают своей глубокой реалистичностью. Смотришь на портрет – и такое чувство, будто перед тобой стоит живой человек, любуешься пейзажем – и будто оказываешься прямо там, куда мастерством идеального сочетания красок и композиции уносит художник.

В картинной галерее Петра Оссовского недавно открылась выставка работ Валерия Давыдова, созданных им в рамках участия в пленэре «Репинскими дорожками», который проходил на родине самого Ильи Ефимовича – в городе Чугуев Харьковской области. Творчество Репина художнику особенно близко, поэтому и беседа наша строилась в таком ключе – о высоком реалистическом искусстве.

– Валерий Николаевич, расскажите, как попали на пленэр и какие ваши работы представлены на этой выставке?

– Наверное, так сложились звезды. Я давно хотел попасть на родину Ильи Ефимовича Репина. Мне позвонили и предложили принять участие в пленэре. Конечно, я с удовольствием согласился и таким образом туда попал. К сожалению, по личным обстоятельствам я смог быть там всего десять дней, а это даже меньше, чем половина от длительности всего пленэра. Сейчас я надеюсь, если всё будет благополучно, карантин и вся остальная кутерьма не помешают, поехать в следующем году на полный пленэр. А что касается выставки, то это даже не совсем выставка, а скорее презентация тех работ, которые я успел сделать на пленэре. За 10 дней как раз и получилось 10 работ.

Для меня земля, где родился Илья Ефимович, священна, потому что я очень люблю этого художника. В мой личный рейтинг гениев мирового искусства входят такие величайшие деятели, как Леонардо, Рафаэль, Тициан, Рембрандт и Репин рядом с ними, поскольку у него есть то, чего даже нет у всех вышеперечисленных мастеров.

– А что есть?

– У него был дар Божий, который дается не каждому. Как у музыкантов есть абсолютный слух, так у Ильи Ефимовича Репина была способность видеть цветотон. Каждый цвет имеет свой тон – светлее, темнее, в зависимости от его насыщенности. И вот Илья Ефимович умел это различать и видеть, а это очень редкий дар. Допустим, художник Куинджи написал «Ночь над Днепром», и все зрители думали, что там либо лампочка зажжена, либо диск луны нарисован какими-то флуоресцентными красками, а на самом деле он также обладал удивительным видением тона. Мы все, к примеру, различаем от белого к черному 90 градаций, а он видел в два раза больше и поэтому мог передать такие нюансы, которые создают эффект, будто луна светится. Люди заглядывали за картину, искали скрытую лампочку и, ничего не найдя, были ошарашены тем, что луна на картине так сияет, словно живая и настоящая. Я сам, когда был в Третьяковской галерее и смотрел на эту картину, был удивлён и очарован, хотя уже и знал много и читал об этом произведении.

Илье Ефимовичу тоже было дано такое видение от Бога. Но у него оно даже сложнее – не просто тональное, а цвето-тональное. И отсюда очень точная передача материальности. Будучи студентом художественного училища, я посетил Русский музей, где впервые увидел вживую картины Репина. Первым мой взор, конечно же, привлекло его огромное полотно «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», и, что меня сразу поразило, там есть отклонившийся на зрителя запорожец, и на его лысой голове блестит пот! Настоящий пот! Я ощутил это!!! Это просто предел мастерства – написать пот и то, как он блестит на бритой голове! А рядом фигура казака, стоящего спиной к зрителю, в светло-оливковой бурке с капюшоном, поражает ощущением шероховатой фактуры замши. И, смотря на картину, ты действительно ощущаешь, что это всё ЖИВОЕ! Подходишь ближе – мазки, отходишь – замша. А насколько мастерски и реалистично изображены драгоценности! Это просто потрясающе! Потом в этом же зале я поворачиваю голову, а там – портрет Глазунова, и тоже написан так, что возникает ощущение, будто в раме стоит живой человек, который сейчас выйдет и начнет с тобой беседовать. Это колоссальное умение превратить краску (пигмент) в нечто живое! Такое дано не каждому.

У Репина было особое отношение к краскам (цвету) с самого детства. Когда он ещё был мальчиком, его двоюродный брат подарил ему коробочку акварельных красок. Когда маленький Илья их увидел, у него от восторга пошла из носа кровь!..

Репин с первого раза в академию художеств не прошел, а стал вольнослушателем. Поступил же только со второго раза. За 8 лет упорной учёбы он успел получить несколько наград, в том числе и большую золотую медаль академии.

Когда я был студентом 1-го курса Одесского художественного училища им. М.Б.Грекова и за успехи в учёбе был награждён поездкой в Ленинград, то впервые посетил Ленинградскую (Санкт-Петербургскую) академию художеств им. И.Е.Репина, и тогда у меня родилась убежденность, что училище – это хорошо, но этого очень мало. Для того, чтобы действительно по-настоящему овладеть Мастерством, нужно учиться только в академии, притом только в Петербургской. Поэтому после окончания училища я сразу туда нацелился. Первый раз не поступил, второй раз не прошел по конкурсу, и только с третьего раза поступил уже первым номером. И, скажу честно, первые четыре года обучения в этом «Пентагоне искусств», в этом прекраснейшем здании, меня преследовал благоговейный трепет, я не мог поверить в то, что я здесь, в этих стенах, занимаюсь! Здесь все пропитано историей, красотой, это здание строилось специально как академия… восьмиметровые потолки, коридоры… Только после четвертого курса я немного привык и осознал, что я здешний! Сейчас, к счастью, один из моих учеников успешно учится там же!

Особо хочется сказать несколько слов о Репине – мастере станковой композиции. Они чудесные, жизненные, эмоциональные, несущие колоссальную энергию правды жизни и философии той эпохи! Когда он вступил в общество передвижников, его всегда приглашали участвовать в вернисажах, потому что знали: его работы станут гвоздем программы. Ставшая хрестоматийной картина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» – яркий пример творческого гения Репина! В ней с особой выразительностью и скрупулёзностью автор изучает и фиксирует на полотне всю палитру человеческого смеха, его разные оттенки. Кто-то улыбается, кто-то ржет, кто-то саркастически смеется, усмехается… Смех – это особое явление, а разные формы смеха – особое проявление реакции группы людей на важные события. Такого в живописи ещё не было!

Когда я учился в училище, читал с огромным удовольствием его потрясающее произведение «Далекое близкое». Оказывается, Илья Ефимович имел ещё и великолепный литературный дар. Даже тогдашний гигант критики Владимир Стасов говорил: «Господа, вы почитайте! Он, оказывается, не только в живописи, но и в литературе одарен не меньше».

– Что вы находите общего между собой и Ильей Ефимовичем Репиным?

– Я в своих работах также стремлюсь, чтобы краска превратилась в нечто живое. Если это пейзаж, важно, чтобы он «дышал», чтобы была видна разница между тем, как блестит вода или пол, чтобы кожа у человека выглядела как настоящая кожа. К примеру, я был близко знаком с Петром Оссовским и очень уважаю его как художника, но у него была своя, некая графическая манера изображения. Глядя на портреты, написанные им, не скажешь, что именно так выглядит в жизни человек. Но у него был другой стиль, в котором необходима была большая скульптурность и монументальность. У Репина несколько другая история, он стремился изобразить всё таким, каким он видел и ощущал жизнь.

На пленэре я писал разные пейзажи – какие-то вечером, какие-то днем или утром, и эта разница должна ощущаться, краски должны быть соответствующими, должна быть найдена тональность и соответствующая палитра. Организаторы нам также дали задание написать хотя бы один портрет. Шло время, а никто ничего не писал, все как-то осторожничали. И действительно, портрет – изображение конкретного человека с его эмоциями, чувствами, а бывает, ещё и в движении – это апофеоз в искусстве!

Под конец пленэра ко мне подошли организаторы, видя, что никто не берется за работу с натурой, и попросили меня написать чей-то портрет. И я написал портрет охранника нашей базы.

– На что зритель должен особенно обращать внимание, когда рассматривает картины Репина?

– Картины Репина смотрятся как хороший фильм, в котором и игра актеров, и режиссура, и музыка, и цвет, – всё такое, что ты просто начинаешь это проживать. Когда я был в Третьяковской галерее и увидел картину Репина «Иван Грозный убивает сына», меня поразило его умение компоновать. Он так выбрал линию горизонта на картине, что, когда я подошел к ней, у меня возникло некое паническое чувство, будто сейчас эта пара – убиенный и отец, находящийся в шоке, на меня свалятся или сползут. Это вызвало почти панический ужас, будто сейчас эта группа измажет меня кровью, я буду в этом возиться… То есть настолько это мастерски композиционно сделано, не говоря уже о самой живописи и психологии передачи характеров изображенных героев. Опять же, я для себя подтвердил то, что я особенно выделяю в манере его творчества: кровь маслянистая, ты прямо до ужаса чувствуешь, как она, пульсируя, вытекает. Не зря эту картину резали и пытались уничтожить. Тем более, если человек психически неуравновешен, на него такие сцены еще больше влияют.

Репин – это великолепный рисовальщик, живописец и композитор. Композиция – это и рассказ в том числе. Рассказы бывают сиюминутные (застывшие) и развивающиеся во времени. Вот у Репина они развиваются во времени. Когда мы обозреваем любое произведение искусства, у нас действует определенная моторика движения глаз. И чем она сложнее, чем больше она заставляет мозг напрягаться, тем больше эмоций и чувств у человека возникает. Репин умело, по наитию всё это выстраивал.

Сейчас все акцентируют, что искусство должно быть креативным. Но креативность, к сожалению, не бесконечна. Такое «искусство» не имеет развития.

– А если не креатив, тогда что важно?

– Важно искусство – то, что сделано искусно. Искусство, умноженное на внутренний дар, тебя завораживает, обволакивает, втягивает и рождает колоссальные эмоции, которые потом остаются навсегда. Есть такое мнение, что в понятии искусства основной составляющей является искус, искушение. Живописной работой нужно искусить человека так, чтобы он поверил, смог прочувствовать, прожить изображённое, а это возможно при условии, когда сама краска превратилась в некую живую материю. Это и есть мастерство. Во всяком случае, для меня и моих единомышленников. К счастью, есть такой пленэр, где основной акцент делается на то, чтобы в реалистической манере писать природу.

– Сейчас очень популярны различные виды современного художественного искусства: абстрактное искусство, экспрессионизм, авангардное искусство, метамодернизм и другие. Что вы думаете об этих тенденциях?

– Я исповедую реалистическое искусство. Современные «измы» я считаю лабораторией для художника. Как и в любой сфере, лаборатория – это закрытая тема. Ученые что-то создают и потом только, после апробации, вводят эти находки в нашу жизнь. А сейчас, на мой взгляд, то, что происходит в художественных лабораториях, выносится на суд зрителя и утверждается как настоящее искусство. Для меня это немного странновато. Поэтому ко всем этим современным веяниям я отношусь с неким недоверием.

Возможно, я консервативен, но считаю, что реалистическое искусство – бесконечно. Именно в его рамках можно продемонстрировать мастерство и красоту, эмоции и повествование. Проще, конечно, как Поллок, разбрызгать краску по холсту или, как Ротко, нарисовать три полосы и подавать это как высокое искусство, которое стоит миллионы. Я считаю, что это как волна, которая нахлынула, и потом всё равно она уйдет. Мы помним Средневековье, когда был регресс в искусстве, а потом пришел Ренессанс, и всё восстановилось на более высоком витке. Я надеюсь, что когда-то всё так же вновь вернется на круги своя…