Сергей Дуплий: «Надеюсь, город остался доволен»

Однажды записав интервью с художником, становишься поклонником его творчества и позволяешь себе считаться его другом. Так было с Горбенко и Кравченко, Аль-Хадж и Нагуляком и многими другими. С ними нас знакомил владелец галереи «Елисаветград» Николай Цуканов. На нынешнем пленэре были новые знакомства и новые интервью. А значит, надежда на дружбу.

Сергей Дуплий – необычный. Безусловно, каждый из художников необычный, но о Сергее Александровиче говорят: «Виртуозность произведений Сергея Дуплия порой зашкаливает и переходит в вычурность, становясь самодостаточной ценностью, однако все же в целом не изменяет канонам гармонии». Его полотна востребованы, его технику копируют, ему подражают. В общении – открытый, приятный, улыбчивый человек.

– Сергей Александрович, что для вас значат имя и творчество Осмеркина?

– Когда я начинал заниматься живописью, получал удовольствие от его работ. У него хорошая школа, чувствуется мастерство. Я хоть не имею художественного образования, но изучал творчество классиков, преподавал пять лет.

– А когда вы поняли, что живопись – это ваше?

– Я с детства рисую. Прятался на чердаке и рисовал. Моя мама работала в связи, в доме было много прессы, и я все это обрисовывал. В семье все женщины вышивали, так что тяга к искусству была с первых лет жизни. Когда я учился в Киевском институте физкультуры, увлекся лаврой, стал ее писать. К концу учебы я на занятия почти не ходил, а только рисовал.

Я долго работал в спорте, был тренером. Но живопись взяла верх. Мне пришлось вернуться на Черкасчину, а там такие красивые места. Кстати, похожие на ваши. И я там писал пейзажи. Мои ранние работы, без учебы, были довольно интересные. Они у коллекционеров пользуются большим спросом, и я сейчас их выкупаю. Так уже не напишешь, ведь эмоции, чувства меняются. А пишешь ведь чувствами, заставить себя повторить невозможно. Это копиисты нас копируют. Сотни копий моих работ летают по Интернету. А самому себя скопировать сложно.

– Неужели вы нигде не учились живописи?

– Я ездил в Харьков, в музей, изучал творчество Бурачека, в Эрмитаже и в московском музее Пушкина изучал импрессионистов. У меня очень большая библиотека – тысячи книг, я много читаю. Не очень люблю Интернет, предпочитаю общаться с книгами.

В разные периоды я увлекался творчеством разных художников. Одно время увлекся Осмеркиным. У него хорошая, академическая живопись, модели ню – просто фантастические. У вас в музее одна из них есть – шикарнейшая, творческая, очень красивая. Нравятся мне его натюрморты.

– Какие у вас были чувства, когда вы вошли в дом-музей Осмеркина?

– Аура здания потрясающая. Сделано чудесно – и полы, и потолки, и стены. И коллектив приветливый, прекрасный, таких мало в Украине. Видно, что люди живут своей работой, музеем, Осмеркиным. Мы хотели писать здание снаружи, но пошел дождь. Мы зашли в музей, и нам предложили писать интерьер. Мы оккупировали зал и стали работать. Я написал там натюрморт «Ирисы».

– Насколько важно для вас ездить на пленэры?

– Важно, потому что я натурный художник. Первые девять лет у меня даже мастерской не было, я писал все с натуры. Потом я переехал из Черкасской области в Киевскую. Мне предложили выбрать квартиру в каком-то из городов Украины, я все объездил и выбрал Ржищев – прекрасный город на Днепре. Но сразу не смог там писать. На Черкасчине, как у вас, камерные уголки природы, а там – другой ландшафт, простор, Днепр… И я решил писать натюрморты. Сделал себе мастерскую и стал работать. Натюрморт – это не так просто: надо правильно выставить предметы, скомпоновать, чтобы было красиво, держалось. Я так переключился на натюрморты, что, куда б ни приехал, везде меня просят их писать. Хочу уйти от натюрмортов, и в этом помогают пленэры. На натуре ищешь прелести определенного места и пишешь, как правило, его эмоции.

– У вас есть ученики?

– Сейчас нет. Но по природе я могу быть учителем, у меня и в спорте были хорошие ученики – я много лет был тренером юношеской сборной Украины. И в художественной школе у меня были хорошие ученики. Это сейчас я стал проще, а раньше был эмоциональным. А дети это чувствуют, тянутся к этому. Учеников сейчас нет, но есть много тех, кто пытается писать так, как я пишу. И прячут работы, когда я захожу к ним в мастерские. Я ничего плохого в этом не вижу, потому что школа – это всегда хорошо. Я знаю, что никто не напишет так, как я, потому что невозможно повторить эмоции, динамику мазка.

– Вы много пишете цветы, любите это. А что вы зимой пишете?

– Тоже цветы. Пишешь с натуры, а потом летние этюды дорабатываешь. Есть работы, которые написаны за один присест, а есть такие, которые я пишу по несколько лет. Там десятки прописок.

Часто дарят цветы, и я их пишу. Сам люблю покупать цветы зимой. А с ранней весны – подснежники, фиалки, крокусы. И так до поздней осени.

– Как вам ваш пленэрный коллектив?

– Николай Николаевич собрал замечательную группу. Все – прекрасные художники, хорошие люди. И наш негласный патрон – Анатолий Александрович Горбенко – по жизни лидер. Коллектив прекрасный, все люди творческие, интересные. Очень важно, чтобы с людьми было комфортно.

А Цуканов всегда светится, улыбается. Приветливый человек и радостный. И своим оптимизмом заряжает. Он проводит большую работу, третий год подряд собирая художников на пленэр. Честь и хвала ему за это. Мы уезжаем довольными. Надеюсь, что город остается с приятными впечатлениями о нашем пребывании.

– В нашем городе будет ваша персональная выставка?

– Не знаю. Я вообще тяжелый на подъем: ехать куда-то, работы везти. Лучше поработать.

Планов у меня – на сто лет вперед. Пейзажи ваши, как я уже говорил, подобны черкасским. А вот ваш город я бы еще пописал.