Тайны Александрийского прихода

14:21
1811
views

В поисках исторических данных наши историки и краеведы изучили местные архивы достаточно основательно, поэтому довольно интересно прочитать работы краеведов прошлого. Александриец Вячеслав Хаврусь, кандидат химических наук, проживающий сейчас в Дрездене, поделился сентябрьским номером «Херсонских епархиальных ведомостей» за 1873 год, где есть «Описаніе прихода, принадлежащего соборной Успенской церкви уездного города Александріи Херсонской губерніи» за подписью священника Вас. Никифорова.

Эта работа насыщена интереснейшими подробностями не только истории города, но и заселения этих земель, начиная со времен существования Запорожской Сечи. Важно отметить, что, несмотря на, казалось бы, религиозный и провластный статус автора, он демонстрирует откровенно патриотическую позицию к Украине и украинцам, постоянно используя именно эту терминологию по отношению к краю и местному населению.

Вот как начинается описание: «Местность между реками Бугом и Днепром, еще задолго до заселения ея Хорватом (серб, генерал-поручик российской армии, руководил заселением Новой Сербии, позже был разжалован за злоупотребления, но прощен Екатериной Второй. – Авт.), известна была у Московитов под именем “Заднепровской Украины”, у Речи Посполитой – “Дикого поля”, а у Гетманцев и Запорожцев – “Низа или Низовья”. Часть этой Украины, что составляет ныне Александрийский уезд, еще царь Михаил Федорович (первый из династии Романовых, 1596-1645. – Авт.) старался приобрести мирным путем, для чего, между прочим, и посылал своих послов в Крым».

По версии автора описания, эти земли еще в то время считали своими и Москва, и Турция, и Польша, поэтому в 1680 году перемирие между ними было достигнуто «Уступкою Росии Запорожья с обещанием, данным Турциею, не строить крепостей в заднепровских пустынях, приобретенных ею от Польши по Буджаковскому трактату. По этим пустыням часто шныряли жадные татары и хищные ногайцы, а еще чаще вихрем носились на своих лихих и неутомимых конях удалые украинцы и безстрашные запорожцы». Этой фразой автор фактически называет настоящих хозяев этой земли и не раз подтверждает свою позицию и дальше.

Как бы то ни было, но эти украинские земли продолжали делить до середины 1700 годов, пока победы фельдмаршала Миниха не заставили Турцию заключить мир «на Великом Ингуле» и вернуться к межевой записи 1705 года, когда Дикое поле Турция уступила России. До этого было поражение Петра Первого на Пруте, когда без помощи уничтоженного Запорожья русские войска ничего не смогли противопоставить туркам. В 1740 году эти земли были причислены в военном и гражданском отношении к Миргородскому казачьему полку, «как к ближайшему», а командиру Капнисту было поручено снять территорию на карту и подготовиться к приему сербских переселенцев, а также укрепить имеющиеся населенные пункты. На тот момент в полку, дислоцировавшемся в основном на территории нынешней Полтавщины, проживало «реестровых казаков 21,8 тысячи, подпомощников 14,4 тысячи и посполитых 38,9 тысячи», это без учета стариков, женщин и детей. Но с этого же момента началась и активная миграция на земли нынешней Александрийщины – как жителей полка, так и из Киевской губернии «теснимых польскими панами и арендаторами с политической и экономической стороны и униатами в религиозном отношении». Они или ехали на обжитые места, или основывали новые поселения, хотя это маловероятно, потому что все, как шутят в наше время, «было поделено до них».

Интересно, что на момент прибытия в 1752 году сербы «нашли здесь села: Торговицу, Петро­остров, Траяги или Траяны (Новомиргород), Ольховату, Глинск, Нестеровку, Цыбулев, Стецовку, Андрусовку, Камянку (Потоцкую), Табурище, Платиевку (Успенск), Петриковку (Новая Прага), Плоское, Знаменку и Дмитровку» – все эти населенные пункты существуют и сейчас. Кстати, Новомиргород был так назван как первый город, основанный сербами, говорит автор описания.

 

«Истории населенных мест прихода»

В 1752 году на месте нынешней Александрии планировалось разместить 12-ю роту Пандурского пехотного полка в земляном укреплении с названием «шанец Бечея, по имени укрепления на реке Тисса в Венгрии», но фактическое заселение Бечеи произошло только в 1754-55 годах: «Для сего вербовали в Седмиградьи молдаван и волохов». Примечательно, что, описывая место первой дислокации Пандурского полка, автор упоминает и Новогеоргиевск на Днепре, причем в негативном для России контексте: «Насупротив его стоит местечко Крылов (польский), при котором 1 августа 1660 года татары разбили русских, взяв у последних пушки и все военные снаряды».

Через тридцать лет, в 1784 году, во время административной реформы князя Потемкина шанец Бечея был переведен в «степень уездного города Новороссийской губернии и назван Александрия в честь Великого князя Александра Павловича, старшего сына наследника Российского престола Павла Петровича». Еще одно доказательство того, что никакого Александра Невского при названии города не имели в виду. В 1788 году здесь проживало всего «693 души обоего пола», в описании имеются и фамилии первых чиновников, а первым городничим стал капитан фон Мирбах. В городе существовали как бы параллельные администрации для мещан и остального населения – действовала канцелярия со странным названием «расправа», где были расправной судья и секретарь, был и уездный суд. Мещан в городе, а это особое сословие, числилось всего 68 обоего пола, причем автор упоминает и фамилии, которые «существуют и в настоящее время – Чигрин, Тяглый, Великий, Гарасюта», а потомство гусар «служащих и отставных», выписанных из исповедальной росписи 1780 года, «сохранилось и до настоящего времени». Можно отметить, что среди фамилий жителей Александрии того периода подавляющее большинство – украинские, а не сербские: Груша, Гажаленко, Репенька и так далее.

 

И еще о названии

Считается, что город Кропивницкий переименовывали чаще, чем любой другой город Украины, но даже его не называли дважды одним и тем же именем, при этом местное население поселения Усовка десятилетиями напрочь игнорировало колониальное название.

Относительно сербского названия укрепления автор пишет, что официальное, то есть шанец Бечея, практически не использовалось, и поселение имело первоназвание Усовка или Усаковка. Точно так же в 1795 году была переименована Александрия, потому что шанец Крылов тоже был переименован… в Александрию. Очевидно, там кому-то понравилось царственное название. Но на этом приключения с названием города на Ингульце не заканчиваются, потому что по ходатайству херсонского гражданского губернатора Кирилла Гладкого в марте 1806 года Сенат издал указ «об открытии Александрийского уезда, вследствие этого селение Усовка вторично возведено в степень уездного города, которому и возвращено прежнее его имя Александрия». Тогда же, 20 сентября, состоялось и открытие присутственных мест. Вот вам дата дня рождения города, о которой можно спорить, но она подтверждена документально. Таким образом выходит, что два самых больших города области – Кропивницкий и Александрия – должны праздновать в один день.

Священник Василий Никифоров очень подробно останавливается на истории возникновения названия Усовка или Усаковка и задается вопросом, почему городу не было возвращено прежнее официальное название Бечея, «известное более 30 лет», но сам же и отвечает: «Очень просто, потому что самое старинное название, самое живое, народное и было Усовка или Усаковка и что это название было в ходу и тогда, когда официально употреблялось название Бечея». Он приводит несколько примеров живучести народных названий, например, Ольвиополь до той поры (1873 год) население называло Орликом (запрещенным в России наравне с именем Мазепы). Поэтому, как только время сербов кончилось, забылось и название, даже «официальным миром». Есть и свидетельство «старожилов, помнящих еще Очаковскую зиму (1788)», все они говорили, что Усовка или Усаковка происходит от имени осадчего Усака. (Интересно, откуда наши современные краеведы из Кропивницкого черпали свои сведения о родословной основателя Александрии «козака Вуса»?) Священник-краевед приводит и слова местных жителей по поводу названия Бечея: «Це, мабуть, от того, шо тут чумаки и разни произжи люды бичувались». То есть, когда еще не было моста через Ингулец, чумаки составляли поезд из нескольких пар волов или лошадей для переправы («бичувались»). Вот такая местная колоритная версия, дошедшая до нас благодаря священнику Василию Никифорову.

Но он, можно сказать, как местный патриот, копает еще глубже и говорит, что пришлые сербы, которых он назвал колонизаторами (возможно, это слово тогда не имело отрицательного смысла), застали на месте, где им отвели землю для обустройства шанца (окопа с валом), «хутор, а может, и деревушку, которая от осадчего называлась Усовка или Усаковка». В подтверждение он приводит список созвучных фамилий из соборной метрической книги 1761 года – Ус, Усенко. Он говорит о том, почему названия шанцев, данные Хорватом, очень быстро уступили место коренным: «Вараждин (Протопоповка), Глаговац (Косовка), Самбор (Диковка), Чонград (Андрусовка), Бешака (Головковка), Зимунь (Успенка) и проч. Значит, в этих местах переселенцы Хорвата находили местные, уже готовые названия, которые ими и усвоены». В то же время другие шанцы, устроенные на «пустопорожнем месте», сохранили сербские названия – это Федварь, Павлыш, Янов, Панчев, Каниж, Мартонош, Надлак, Мошорино. Тут возникает вопрос по поводу Павлыша, который называют родиной запорожского гетмана Павла Бута, но дальше автор говорит, что крупные села Хорват вообще не пытался переименовать, и они оставались Цыбулевом, Глинском, Крыловым.

В связи с таким количеством построенных шанцев, получается, что сербы пришли не на ничьи земли, а на заселенные и очень недружелюбные по отношению к колонизаторам. Поэтому многие жители хутров и сел «не захотели подчиниться военно-земледельческим порядкам и дисциплине сербов и ушли в Ханскую Украину (Очаковская область)». Опять интересно: оказывается, это наши предки-земляки основали там Голту, Бобрик, Ананьев, Кривое Озеро, поэтому, проезжая эти места по дороге к морю, не забывайте, что их основали наши.

 

Переселение народов

В это же время Александрия начала заселяться «великороссиянами из Калужской, Московской и Орловской губерний», которые убегали сюда «в поисках счастья». Надо отметить, что здесь они получали, так сказать, повышенный социальный статус, что свидетельствует о политике протекционизма к переселенцам из Росии, это же имело место и при заселении Елисаветграда. Местные чиновники шли на прямой подлог, что-то вроде разрешенной контрабанды: «Все такие выходцы записывались в купеческое или мещанское сословие, но под чужими именами и фамилиями, во избежание ответственности перед судом». Наплыв великороссов в Александрию усилился во время войны 1812 года, административно и судебно они «подлежали ведению городовой ратуши», тогда как молдаване и волохи, а также малороссияне-поселенцы считались государственными поселенцами и имели свою судебную расправу и выборного старосту. Вся их земля, а это 5 тысяч десятин, находилась в общинном владении, и ею распоряжались по своему усмотрению, то есть они жили на правах свободных людей. Это продолжалось до попытки перевести Александрию в разряд военных поселений, которая, в отличие от Елисаветграда, не состоялась.

Местные жители уже знали, какое это тяжелое бремя, на примере Петриковки и Глинска, поэтому не захотели «увидеть себя на военной ноге, одетыми в серые казакины с красными воротниками» и нашли выход. По примеру, поданному двумя «передовыми людьми», они стали записываться в мещанское сословие, так как реформа касалась только государственных поселян: «Перечисление писарей Порахницкого и Слюсаревскаго в мещане произвело такое действие, что к 1840 году в Александрии не осталось ни одного поселянина, все они приписались в мещане». Правда, такая социальная революция, или Александрийский переворот, обошлась недешево, потому что, как мы помним, вся общинная земля в количестве 5 тысяч десятин поступила в распоряжение городской ратуши, которая начала раздавать ее в пользование с торгов. Это сильно подорвало «экономический быт мещан», так как не все могли купить право работать на земле. Позже, как видно из материалов, местные жители получали право брать участки в аренду под сельское хозяйство взамен отработки личной повинности – один день в неделю в пользу земле­владельца.

Можно сказать, что благодаря документам мы впервые узнаем о существовании своеобразной мещанской панщины, и это не все, что хочется рассказать об истории Александрии в изложении священника Никифорова.

Продолжение следует.