Бунт в СИЗО: подробности из-за решетки

За долгими праздниками мы подзабыли о бунте в СИЗО Кропивницкого, который произошел перед Новым годом, о нем много говорили, было введено чрезвычайное положение, работали спецы, пострадало, по ряду данных, 78 человек. Непосредственным свидетелем событий был депутат Кировоградского областного совета Ярослав Бублик. Он обвинялся по статье 190, часть 4 – мошенничество, просидел два года, но 10 января был освобожден. В интревью ютуб-каналу «Свободный» он рассказал, что там происходило, и вообще, как оно – сидеть в СИЗО в Кропивницком. Прямая речь, возможно, несколько сумбурная.

– Меня задержали 16.11.2017-го. Подсудность была непонятной. Мне как депутату областного совета подозрение должен был выдвигать генпрокурор, или его заместитель, или главный региональный прокурор. Но мне его предъявил обычный следователь генпрокуратуры. Масса нарушений, мы сейчас судимся по этому поводу. Вообще дело должно было рассматривать МВД. Там было какое-то непонятное поручение. Меня это не удивляет, потому что на тот момент они думали, что им позволено всё. Дело делалось на колене. Меня посадили в Лукьяновский СИЗО. Через год перевели в СИЗО №14 Кропивницкого, подсудность перевели в Ленинский суд.

– Вы принимали участие в бунте?

– Я не понимаю, о каком бунте идет речь. Я вот читаю, что якобы там было какое-то нападение на психолога, злостное неповиновение, – я этого не видел. То, что действительно было, это был шум. Знаете, там идет своя особенная жизнь. Так, был шум. Но если было злостное неповиновение – то где пострадавшие? На кого нападали? Я не видел ничего такого.

Мое субъективное мнение – они начали готовиться уже давно. В СИЗО есть свои правила. Есть те, с кем нельзя за руку здороваться. Если человек сидит за изнасилование, скажем. Но почему-то начали сажать вместе людей, которых нельзя вместе содержать. Началась провокация каких-то событий.

По большому счету, у меня не было претензий к администрации до всех этих событий. Можно было достучаться до врача, фельдшера, можно было обращаться к дежурному, была возможность передач. Но бытовые условия… их там просто нет. У общества есть мнение, что, если попал туда – значит, заслужил. Но я хочу объяснить – там только процентов 10-15 тех, кто реально преступники. Остальные 85 – это люди, относительно которых идет следствие, их вина не доказана. Там большинство невинных. Меня больше двух лет незаконно держали под арестом, потому что был такой политический режим, некоторым людям так было выгодно.

У нас не работает институт презумпции невиновности, и потому там очень много невиновных людей.

Почему мне кажется, что это готовилось. В какой-то период начали многих вывозить на суд, и они не возвращались, они вроде выходили по «легким» статьям. Потом «авторитетных» по местным понятиям стали вывозить.

Были бытовые какие-то моменты, воду давали раз в сутки по часу-полтора. Бывало, что вообще не давали. Канализация не работает в некоторых камерах вообще. Арестантов выводили в один туалет на корпус. Нам все время обещали, что условия будут лучше. Отопления нет! Оно древнее, не работает, где-то есть, а где-то батареи холодные. Когда ввели это чрезвычайное положение, то повыбрасывали из камер обогреватели, «дуйки», у кого были. Когда ты долго в таких условиях, ты приспосабливаешься. Без «дуек» в камере +5.

Камеры сырые, они не просыхают с советских времен. Течет туалет. Дует из щелей. Когда зашли ГБР, группа быстрого реагирования, они выбросили всё. Забрали чайники.Спустя время начали возвращать, но не всем. Нас переводили в другие камеры, у нас не было чайника, я попал в камеру, где чайник был, мы грели воду, набирали в пластиковые бутылки, под одеяло себе клали, так грелись. Но утром эти приходили и забирали эти бутылки…

– А с чего начался бунт?

– Я читал, что якобы началось с побития психолога. К нам приезжал омбудсмен, расспрашивали, и такое говорили. Начали не возвращаться люди, которых повезли на суд. Пропали, никто не знает куда. Говорят, что они проявили неповиновение, и их в более суровые условия отправили. Какое неповиновение – представьте себе, вас ведут несколько конвоиров с оружием, спецсредствами, собаки. Говорят, что человека забивали до полусмерти.

Помню, где-то утром, часа в четыре, начался шум, были выстрелы, и потом мы видим в «кормушки», что человек 300, ну так показалось, бегают с помповыми ружьями, полностью в спецзащите, началось всё на 4 этаже, забросали светошумовыми гранатами, заливали что-то похожее на газ – ну, прямо в «кормушки». Так было в камере напротив нашей. Некоторые люди стояли на продоле (коридор. – Ред.), по ним начали стрелять из помповых ружей и начали просто забивать ногами, и люди кричали. Начали стучать палками по щитам, чтобы не было слышно, как кто-то кричит. Потом в громкоговоритель начали вещать что-то типа «не оказывать сопротивление, а то будут применены спецсредства». Какое может быть сопротивление? Я находился в так называемом старом корпусе, там человек 200-250 содержатся, в основном не самого крепкого телосложения и не в лучшей физической форме, и тут заходит человек 300 спецназа… Какое сопротивление?

Подперли двери камер щитами, у каждой по 5-10 человек. Били людей. Мы слышали, что людям ломали руки, ноги, отбивали почки, насколько я знаю, были трупы. По официальной версии, один человек погиб, типа от передозировки наркотиками, но, по слухам, было больше. Отношение, конечно, еще то. Босыми выводили на холодный бетон на полчаса и больше. Разговор один: «Суки, встать!» Проходя мимо, по ногам ударят.

– Вас били?

– Конечно. В первый день били весь четвертый этаж. Это 70-100 человек. Так били, что люди не могли встать. Были камеры, где все люди в крови, моче, организмы не выдержывали. Нас вывели всех из камер, выкинули на продол все вещи. На второй день зашли «маски-шоу» и били всех. По ногам, по ребрам. В кевларовых перчатках, у меня до сих пор не прошло. Зашли утром, говорят: «Доброе утро». Мой сокамерник отвечает – «Какое же оно доброе?» Его вывели, через 10 минут заволокли назад, вся спина синяя, кровью харкает.

Первые дни медиков не допускали, не клали в санчасть, потому что это же надо оформлять. Только потом, когда появились правозащитники, родственники, начали находить людей, покалеченных, замотанных скотчем на подвале, их сразу начали выво­зить куда-то.

Почему все это началось, есть много версий, у каждого своя. Но никакого бунта не было. Возможно, была ситуация, что стучали по дверям, когда кого-то выводили. И всё. Но чтобы была какое-то сопротивление, нападение, захват кого-то – такого не было! Я вообще не понимаю, зачем нужно было вводить чрезвычайное положение, если администрация могла справится своими силами.

Сейчас, по моей информации, чрезвычайное пложение продолжается. И это плохо. Когда ты там долго сидишь, то к корпусным можно хоть с каким-то вопросом обратиться, а эти же прикомандированные, им никак. Идет постоянное моральное давление на людей.

– До так называемого бунта били людей?

– Не слышал о таком. Если были случаи неповиновения или накоплено несколько выговоров, то закрывали на «яму», карцер, и все.

– Органы заявляли, что было найдено много запрещенных вещей.

– Так это всегда было. У каждого заключенного есть права. Например, на телефонный звонок. Никто никогда никому не давал звонить. Поэтому и ходят там какие-то мобильные телефоны.

– Говорят, что бунтовали и из-за качества еды.

– В СИЗО, по моей информации, сидит где-то 540 человек. Так из них 300-350 едят только то, что получают в передачах. Остальные едят баланду три раза в день. Я ел. По качеству она намного выше, чем та, которой кормят в Лукьяновском СИЗО. А хлеб даже вкусный, сами пекут. Каша кукурузная, ячневая, рыба. Достает только, что одна и та же каша каждый день. Но после всех тех событий нас сутки не кормили и воды даже не было. А потом даже кусочки мяса начали появляться в еде.

Самое тяжелое – отсутствие воды. Говорят, насос не выдерживает. Ну и опасность туберкулеза в камере на четыре человека, СПИДа, там с гепатитом много людей.Мы всей камерой заболели простудой, так фельдшер пришел только на третий день. К нему нет претензий, у него четыре этажа. И только ацетилсалициловая кислота, иногда антибиотик. А персонал шутит, помахивая палкой: «У тебя температура? Так мы тебя сейчас пролечим».

Суммируя – были нарушения, но они были всегда. Причин для бунта не было. Я до сих пор не понимаю, зачем было нужно чрезвычайное положение…